– Летом там просто загляденье, – сказала его Мать.
– Было такое.
– Было? – спросила она с деланым удивлением. – Больше нет?
– Мы там чуток передохнули, – сказал он, сложив руки и втайне попрекая себя за неблагодарную мысль, которая вдруг пришла в голову.
Ему захотелось, всего на секунду, чтобы мать сняла руку с колена. Ее тяжесть была холодной, неприятной. Словно промокая его кожу, она в то же время высасывала из него силы. Он чувствовал, как они уходят.
– Мы там, это, передохнули, – повторил он, пытаясь собраться с мыслями. – Поигрались пару часов, пока солнце вниз не пошло. Аарон заскучал. Захотел домой, а Аарон – ну знаешь, не по душе ему, когда скучно. Задиристый становится. Вот и начал дразниться на Сюзанну, когда она сказала, что не хотит домой, обзываться на нее, палками тыкать. Даже нашел дохлого опоссума с кишками наружу и бросился в нее. Тут он палку и перегнул. У бедной Сьюзи в волосах запутались кишки, на платье – личинки, она как рехнулась. Гнала Аарона чуть не до самого дома и дальше, – он улыбнулся, слегка. Улыбка тут же погасла, когда Мама подвинулась в кровати, а ее темные глаза блеснули в лунном свете, как жуки.
– Он остался дома, а я на ручье. Залез на камень, никуда не торопился – не в свой же день рождения, который был самый лучший в жизни. Лошади остались со мной, тоже довольные, паслись себе в теньке, пока солнце садилось. Я, мож, даже закемарил.
– А где была Сюзанна?
Лежачая Мама уже знала ответ. Она слышала эту историю тысячу раз, но не уставала от нее. Она понукала его, в нетерпении ожидая важной части – когда все пошло не так.
– Где-то в лесу, – угрюмо ответил Люк. – Я думал, она ушла домой, когда ей надоело гонять Аарона.
– Но она не ушла.
– Нет.
– Где она была?
– Там, со мной, но я это понял, только когда она вышла из лесу и окликнула меня.
– У твоей сестрицы были такие красивые платья, да, Люк?
– Да, Мам.
– Многие я шила сама. В каком она была в тот день, Люк? Я позабыла.
– Розовенькое.
– Ничего-то ты не забываешь. А что на ней было, когда она вышла из лесу и окликнула тебя?
Люк ответил тихо:
– Ниче.
– Не слышу.
– Ниче, Мама. На ней ниче не было.
– Небось ты удивился.
– Удивился.
– Как-как?
– Удивился, Мама. Я не понял, зачем она разделась. Решил, мож, она купалась в ручье, как обычно, отмывалась от опоссумовских кишок, а Аарон упер ее одежду, – а то она вся была мокрая.
– Продолжай… – поторапливала Мама.
– Я спросил, чего это она без одежды, а она, мол, больно жарко, платье ей все перепачкали, вот и пошла купаться. Я грю, если ее кто так увидит, беда будет. Она грит, никого тут нету, а потом подходит ко мне и давай расстегивать ремень. Я сказал ей прекращать, что она с ума сошла, а она не прекратила. Сорвала с меня все, пока не добралась до… – Тут он снова проглотил слова, вставшие комком в горле.
– До чего?
– До письки, Мам. Она взяла ее в рот, а я ниче не мог поделать.
– Мог, но не хотел. Твоя распутная сестра приняла тебя в рот, а тебе и понравилось, верно?
Люк кивнул. Сказать по правде – и он никогда этого не отрицал, потому что был не способен на ложь, – ему понравилось, и понравилось очень, несмотря на то что он понимал: они с сестрой, которая была старше, хотя и всего на год, занимались чем-то противоестественным, хуже того – богохульным. Но он оказался не в силах остановить странное, пугающее, но неудержимое течение ощущений, которое вызвали ее губы, когда она начала сосать. Казалось, она высасывает все плохое: страхи, переживания и боль, – которые он носил в душе с тех пор, как узнал все о мире, в котором появился на свет. И когда он пролил семя, ему показалось, что в его яйцах будто взорвался динамит, который разорвет его на кровавые клочки. Он лежал, тяжело дыша, пока невероятное, ужасающее ощущение сходило на нет, а член обмякал. Затем он уставился с открытым ртом, как сестра поднялась, сплюнула и отправилась к ручью. Вскоре он последовал за ней, намереваясь спросить, что произошло и почему. Он был уязвлен, немного зол, но больше сбит с толку, и произошедшее будто похитило краски из мира, омрачив его тайной, которую нужно решить. Он увидел, что Сюзанна моется в прохладной чистой воде, спиной к нему, с мокрыми волосами, но не успел он задать свой жгучий вопрос, как она заговорила первой:
