— Леонид.
— Владимир.
— Не удивляйся, Володя, у нас почти все говорят по-русски. Мы бывшие соотечественники.
Командир включил какой-то прибор, схематично отображающий участок моря, сетку параллелей и меридианов и субмарину в виде светящейся точки. Около этой точки стояли столбики цифр — вероятно, скорость, глубина, углы наклона корпуса и что-то ещё, понятное только специалисту.
— Смотрите, — Леонид показал на экран, — это наша лодка. Мы уходим в сторону Африки. Вот здесь осталась яхта «Le Ponant». Десять миль к северу. Её атаковали два вертолёта.
— Там много погибших? — Владимир спросил о том, что волновало его больше всего.
— Погибших нет. Только один пропавший без вести.
— Как это всё произошло?
— Первый вертолёт спикировал почти отвесно, вышел в очень крутой разворот, обогнул судно в нескольких десятках метров над палубой. Такой трюк может только русская машина сделать — «Аллигатор», Ка-52.
— Так, значит, это русские напали? ФСБ? Или бандиты?
— Нет, русские на «Аллигаторах» не летают. Они их продают. К тому же обстрел вёлся специальными снарядами… У русских нет таких. Это пластиковые снаряды, внутри нервно-паралитический газ. Их выпустили почти сотню, пока огибали судно. У нас есть запись.
— Как же вы записывали через воду?
— Этого я рассказывать не буду. Смотри, мы уже перевели запись в цифровой формат.
Леонид что-то коротко сказал парню с ноутбуком, и тот повернул экран к ним.
На экране мелькала водная рябь, качнулся и пропал борт яхты. Потом в кадр ворвалась чёрная тень — вертолёт заслонил судно от камеры. Он вёл огонь: стёкла, закрывавшие палубы, разлетались под ударами снарядов. Крыша надстройки в нескольких местах была пробита тоже. Вертолёт сместился из кадра, облетая судно. Отлично видно было, как снаряд пробивает крышу, верхнюю палубу и, ударившись в металлическую стойку, мгновенно превращается в облачко пара.
— Это замороженная смесь на основе фенциклидина. Она очень быстро испаряется. Снаряды пробивают пластик, стекло, дерево. Только металл их останавливает. Смотрите, не меньше сотни дырок в яхте сделали.
Изображение на экране раскачалось, но было видно, как появляется второй вертолёт, зависает над яхтой, из него на крышу надстройки выпрыгивают два спецназовца в кислородных масках.
— Этот газ укладывает за секунду. Концентрация значения не имеет. Вся команда, охрана, пассажиры — все лягут. Потом очнутся с жуткой головной болью, — объяснил Леонид.
Спецназовцы скрылись внутри судна. Их не было минут пять, потом один показался на крыше, махнул рукой. С вертолёта спустили трос, боец направил его в пролом крыши. Через несколько секунд трос начал поднимать человеческое тело.
— Кто это? — спросил Владимир. — Неужели Рафаэль? Он вроде поменьше ростом.
— Это ты, — тихонько сказала Яфа.
— Я?
— Да. Мы знали, что возможно нападение, и вывели тебя из-под удара. Твоё место в каюте занял человек, очень на тебя похожий. Мы приготовили его ещё в Испании… Если бы ты тогда не прыгнул за мной с яхты… Мне пришлось бы вынырнуть. А потом столкнуть тебя. Но вместо тебя охрана Кагановича достала бы из воды твоего двойника. Так мы получили бы несколько минут для отхода. Тогда двойник не потребовался. А теперь… Теперь он у захватчиков.
Спецназовцы быстро поднялись в вертолёт с помощью той же самой лебёдки. Вертолёты умчались, всё стихло. В кадре осталась лишь расстрелянная, изуродованная яхта без признаков жизни.
Владимир потрясённо молчал. Яфа похлопала его по руке и глазами показала — идём. Они вернулись в каюту.
— Что будет с этим человеком, двойником? — спросил Владимир.
— Он будет заменять тебя, сколько сможет, пока не обнаружится подмена. Это день-два, не больше. У них есть твои отпечатки пальцев… точнее, они есть у всех. Московские менты продают их направо и налево. Подмену заметят.
— И тогда?…
— Вряд ли его оставят в живых. Никто не хочет осложнений во внешней политике. Погоди… Молчи, не спрашивай ничего. Ты думаешь, что мы его заставили? Нет… Пойми, и я готова пожертвовать собой ради божественной Меноры. И любой из нас готов.
Владимир промолчал. Он хорошо знал, что такое религиозный фанатизм, спасибо деду. Спорить с фанатиками нельзя. Лучше помалкивать.
