Слева, перед сине-золотыми порядками кальб, клубилось и блестело: там шел вялый бой, не затронувший даже пехотный арьегард.
А вот справа свалка была нешуточной – и она все ширилась.
Начиналось все, как писал в своем классическом трактате аль-Харис ибн Аби Раби: «Что есть бой? Сначала бой – это выпускание стрел. Затем – наставление копий и удары ими вправо и влево. Затем приходит черед мечей и ударов мечами. Вот и все, что нужно знать о бое».
А затем со стороны карматов загремели барабаны, их пехота разбежалась на две стороны. Тут бы и торжествовать победу – ан нет!
Построившись страшным клином, с сотрясающим землю грохотом пошла в атаку тяжелая конница – Красные. Алые знамена извивались в пыльном облаке, окутывавшем железную хорасанскую лаву. Куфанцы не дрогнули перед стальной рекой и встретили парсов как положено: преклонив колено и уперев в землю копья. А Элбег ибн Джарир ударил Красным во фланг.
Правое крыло войска мгновенно стало похоже на город под самумом, одновременно охваченный пожаром: крики и лязг железа достигали небес. Однако карматы превосходили ашшаритов числом, и пять тысяч тяжелой кавалерии аль-Хамра с тысячами и тысячами пехотинцев в двойных длинных кольчугах теснили куфанский джунд и конников Элбега.
Посмотрев на свалку у подножия холма, Тарик велел подвести коня и лично повел Движущуюся гвардию в бой. Зажатые между джунгарами Элбега и гвардейцами, парсы стали медленно отступать – аль-Мамун видел, как одно за другим падают их красные знамена вместе со знаменосцами.
Теперь узкие алые стяги маячили ближе к середине ложбины, где шел главный бой: похоже, парсов отогнали от истекающего кровью правого крыла войска верующих.
Вестовой в серой от пыли чалме протолкался к самому стремени халифа.
Посмотрев в перекошенное лицо, аль-Мамун сразу понял – беда.
– О мой повелитель! Наше левое крыло сокрушено! Бой идет у самого лагеря!
Абдаллах почувствовал, как шевелятся под чалмой волосы. В лагере?.. Нум и женщины находились как раз в лагере с левой стороны… За спиной взорвалась возмущенным парсийским стрекотом свита Тахира.
Халиф быстро поднял руку:
– Вестового к Тарику!
Почему-то на вестового он надеялся больше, чем на… тьфу… мысленную речь. Думать внутри головы: Тарик, вернись в ставку, нам нужно принять решение – и быстро, казалось ему идиотской… шалостью. И глупостью.
Конечно, в ответ аль-Мамун услышал лишь звон в собственных ушах. Оказывается, он их даже прикрыл ладонями. Тьфу, позор какой. Я как факир на рынке…
Положив руку на сердце, Абдаллах сделал несколько глубоких вздохов и выдохов.
Тахир подбежал под самое стремя:
– О мой халиф! Мои отряды стоят праздно! Дозволь мне пойти на выручку Хаджаджу ибн Умару!
Левым крылом командовал пожилой и опытный каид Абны – как у них получилось отступить, да не будет у них матери? Туда ведь поставили вдвое больше людей, чем на правый фланг: всех добровольцев, дейлемцев с ушрусанцами, да еще и Абну! Где же доблесть нашей хваленой пехоты?!.
– Поспешность – от шайтана, о Тахир, – пробормотал аль-Мамун, снова привставая на стременах.
Как будто в грохочущей пыльной туче он мог увидеть нерегиля.
Вдох-выдох. Вдох-выдох. Страх и волнение никакой пользы не приносят. Вдох-выдох. Сердце уже не колотилось, как пойманная ночная бабочка.
Где ж тебя носит, нерегильская сволочь…
И вдруг:
Я уже у подножия холма! Не надо орать на всю аль-Ахсу!
Руки непроизвольно дернули поводья, конь жалобно заржал и запрыгал, пытаясь встать в свечку.
– Б-балуй! – На узде повисли гулямы.
Ффуууу…
Гвардейцы расступались, давая дорогу трем одинаковым, серо-рыжим от пыли всадникам. На Тарике под панцирем надет был черный кафтан, но сейчас он стал серым. Нерегиля можно было узнать лишь по султану конских волос на шлеме – и по приметному золотому наноснику.
Закидывая назад головы, храпя и молотя копытами, лошади взбирались на крутой холм. Сиглави под Тариком казался серебряным от пота – так блестели мокрые бока.
Стоявший у правого стремени Тахир ненавидяще пробормотал что-то на фарси.
Медленно, по-человечески спешившись, нерегиль подошел под самую морду аль-Мамунова гнедого. С трудом подняв руку, размотал покрытый кровавой моросью платок над губами:
