– Ничего неприличного.
– Что-то ты от меня скрываешь… – недоверчиво прищурился халиф. – Ну да шайтан с твоими плутнями. Вот смотри, какие у нас новости.
И кивнул на какие-то смятые бумажки в странных пятнах. Бумажки валялись поверх широкой ленты карты аль-Ахсы: на ней Маджарский хребет был нарисован длинным коричневым прямоугольником, перечеркивающим земли карматов от моря и до пустого места Руб-эль-Хали.
– Прислал Харсама ибн Айян с беговыми верблюдами, о сейид, – веско сказал Элбег ибн Джарир.
– Что это?
– Взяли пленных. На допросах они сознались, что на нас идут три карматских корпуса. В каждом не менее десяти тысяч воинов. Один движется вдоль побережья, другой прямо нам в лоб…
– Через лавовые поля?
– Похоже, что через долину, о которой рассказали мариды, о сейид.
– Почему мариды не предупредили нас об этом?
– Последний их отряд не вернулся, – мрачно отозвался командующий Движущейся гвардией. – Полагаю, что джинны погибли, столкнувшись с врагами.
Аураннцу Тарик отдал не только четыре тысячи конников, но и войсковую разведку и отряды шурты. Что ж, такому решению нельзя было отказать в мудрости: опыт у сумеречника имелся, и немалый.
Два года назад Меамори но-Нейи попался в стычке на северной границе, а до этого успешно изничтожал ашшаритские отряды, пытавшиеся провести разведку боем в долине Диялы. Аураннец настолько измучил наместника в Фарсе, что тот личным приказом запретил принимать за «аспида» выкуп и отправил Меамори в медные рудники под Шамахой. Оттуда-то его и вытащили вербовщики-каиды, набиравшие в войско сумеречников.
– Куда направляется третий карматский корпус? – спокойно спросил Тарик.
– А вот это самое интересное, – поджал губы аураннец. – Пленные говорили, что в этой армии идут аль-Хамра и бедуинская конница. Они должны выйти со стороны Руб-эль-Хали. Причем выйти Бессмертным и Харсаме ибн Айяну прямо в тыл.
– Хороший план, – покивал головой Тарик.
– Прекрасный, – согласился Меамори. – Мах Афридун дал приказ отступать как можно скорее. Он опасается, что его отрежут от основных сил.
– Умное решение. Где он сейчас, и каково его положение?
– Днем я должен был получить от него известие по голубиной почте. Но не получил.
– И?..
– Теперь жду возвращения знакомой гулы, посмотрим, что она скажет.
– Знакомой… гулы? – переспросил аль-Мамун.
– Гула – лучший разведчик, о господин, – покивал едва отросшим хвостиком черных волос Меамори. – Она бежит очень быстро. И никакие лавовые поля ей нипочем. Она и через аль-харра бежит.
Аль-Мамун ошарашенно повернулся к Тарику. Тот ответил ему почтительно-предупредительным взглядом: мол, чего изволите, господин?
– Вернемся к карматам, – решил халиф.
– Вот Хама, – и он ткнул пальцем в карту. – На Хаму вдоль моря идет карматская армия. Вторая армия выходит ей во фланг – а нам в лоб – с другой стороны по долине между лавовых полей. Еще немного – и Тахир попадет в клещи.
– Не позабудь про Фахль, повелитель, – поставив обе ладони на карту, заметил Тарик. – Смотри!
Острый коготь уткнулся в башенку, изображающую укрепленный замок. Башенка темнела позади полированной гематитовой дощечки, обозначающей войско Тахира ибн аль-Хусайна. Фахль парсы взять не сумели и оставили крепость у себя в тылу.
– В замке большой гарнизон. Карматы могут выслать туда флот и ударить парсам в тыл. Более того, они смогут доставить существенные неприятности даже без дополнительных подкреплений! Что им стоит перехватить караван с провизией, к примеру?
– С Махом Афридуном тоже все ясно, – вздохнул аль-Мамун. – Что ж… Воистину мы окружены карматами. Что же нам делать, чтобы не допустить поражения?
– Отступить. Отступить – всем трем армиям. И объединиться для общего сражения, – сказал Тарик и выпрямился.
– Отступить? Мы месяц сражаемся в этой земле, и ты предлагаешь нам все отдать? – вскипел аль-Мамун.
– Прости, что перечу тебе, о мой халиф, – подал голос Элбег. – Парсы говорят: спорить с государем – все равно что бить ладонью по шилу. Но они же говорят: ни в море, ни в судьбе человека при государе никогда нельзя быть уверенным. Да смилуется надо мной Всевышний, но я рискну вызвать твой гнев и согласиться с Тариком. Если мы не отступим и не объединим силы, нас перехватят и разобьют поодиночке.