– Увы, но Всевышний попустил и это, о ибн аль-Хусайн.
– Всевышний много чего попустил в последнее время… – пробормотал парс, оглядываясь в поисках нового кувшина с вином.
– Не буду скрывать, – мрачно заметил вазир. – Меамори и Иэмаса бросали кости на то, кому достанется твое сердце, а кому печень.
– Мразь, – пробормотал Тахир, выуживая из-за подушек еще один запечатанный глиняный кувшин. – Все крови нашей не напьются, сволочи…
Абу аль-Хайр осуждающе покачал головой:
– Ты поддался гневу, о ибн аль-Хусайн. Их жизни были тебе не дозволены, зачем ты покусился на них?
Тахир хмыкнул, смерил вазира взглядом воспаленных, кровью налитых глаз – и вдруг рассмеялся:
– Да ты вовсе ничего не знаешь!
Абу аль-Хайр нахмурился и завозился на ковре. Парс отсмеялся и неожиданно мрачно проговорил:
– В ту… ночь… сумеречники как с цепи сорвались. Выли, голосили, заводили такие рулады, что кошки бы обзавидовались. И бросались на людей. Началось с того, что разорвали горло одному из наших. За что, никто так и не понял. Сумеречники верещали, что якобы кого-то мы бросили умирать на площади. Началась драка. Серьезная такая, со смертоубийствами. Им, похоже, все равно, кого рвать было, лишь бы кровь человеческая текла. Гулямчонка убили. Мальчишке десяти лет еще не было. А они – сердце выдрали. Слышь, Абу аль-Хайр, – тут Тахир наклонился через скатерть и блюда с пахлавой прямо к лицу вазира. – Ребенка убили. От груди одни ошметки остались. Кровавые…
Вазир сглотнул и отвел взгляд.
– Я сказал: наказание наложу по ихним сумеречным правилам. Казнят командиров, – жестко подвел итог Тахир, откидываясь на подушки. И добавил: – Или всех сумеречников пущу под нож. Они, кстати, не возражали. Оба – и Меамори, и Иэмаса – сдались без звука.
После этих слов оба долго молчали.
Потом Тахир шумно вздохнул, со скрежетом обнажил кинжал и, морщась и ругаясь сквозь зубы, принялся вскрывать сургучную пробку кувшина.
Булькнув в подставленный стаканчик и себе в пиалу, парс еще раз вздохнул – и снова опрокинул в себя густую малиновую влагу.
Вазир пригубил небольшим глотком.
– Я не могу идти к Масабадану, – вдруг сказал Тахир.
– Что? – опешил Абу аль-Хайр. – Да он тебя…
Парс безнадежно отмахнулся:
– Знаю. На требуху пустит.
– Но…
– Я все равно не жилец, – красные воспаленные глаза снова уставились Абу-аль-Хайру в переносицу.
Вино Тахира не брало: видимо, парс пил давно и не прекращая.
– А так… хоть дети жить будут…
Начальник тайной стражи наклонился и прищурился:
– Чего она хочет?
– Ведьма-то? – зло осклабился Тахир. – Ушрусанская злобная сука – да благословит Всевышний матушку эмира верующих! – велела мне сниматься с лагеря и, бросив обоз, маршем идти на столицу. То бишь на встречу с ней. Госпожа Мараджил желает встретить сына подарком в виде верного престолу парсидского войска.
– И отгородиться от Тарика рядами парсидских копий… – пробормотал Абу аль-Хайр.
Парс запрокинул кувшин и хлебнул прямо из горла. Малиновая густая жидкость потекла по подбородку и на роскошную ткань кафтана.
– Так-таки велела бросить обоз? – вдруг усмехнулся начальник тайной стражи.
Тахир хмыкнул и оторвался от посудины:
– Не весь, о Абу аль-Хайр. Невестку велела прихватить всенепременно. А остальных женщин приказала убить.
– Что?!
– Не сейчас. Чуть позже. И свалить все на принца Ибрахима и его родню. Мол, подослали убийц и весь харим солнцеликого нашего властителя порешили. Одна госпожа Нум спаслась, и то, потому что ехала, терпя неудобства, с главными силами.
– Она что, рехнулась?!
– Она Джамилю мою с дочкой и младенчиком у себя в горах держит, – призрачным голосом отозвался парс. – Слышишь меня, Абу аль-Хайр? Джамиля моя и детишки где-то в Ушрусане в подвале сидят.
И поднял перекошенное, с капающим красным подбородком лицо:
– Так что я велел госпоже Нум снаряжаться в дорогу, о Абу аль-Хайр… А что я могу? Что я могу сделать, а?!
И Тахир обреченно обхватил руками голову.
– Похоже, ты оказался между двумя драконами, о ибн аль-Хусайн, – задумчиво проговорил начальник тайной стражи и отставил стаканчик.
– Драконами… – покивал парс. – Это ты правильно сказал, о ибн Сакиб. Драконами. Нелюдями. Нельзя так, где же небесная справедливость… Одна у меня надежда: встретившись, нерегиль и эта страшная демоница друг друга поубивают…
