Зубейда почувствовала боль в ладонях и обнаружила, что стиснула кулаки до белизны в костяшках, и ногти вошли в кожу.
– Смерть идет через Руб-эль-Хали, – покивал сам себе Фазлуи и улыбнулся, как расслабленный. – Совсем скоро пройдет Дехну и выйдет к югу от Куфы. Смерть, какую аш-Шарийа не видывала много, много лет…
– Тарик, – на глазах бледнея, пробормотала Мараджил.
– Бедствие из бедствий, – умильно улыбаясь, подтвердил маг.
– Разве нерегиль идет не под началом моего сына? – странно вскрикнула парсиянка.
– Я смотрел в кровавую воду на переправе, о яснейшая, и мне был явлен образ будущего, который выдубила листьями джиннов рука всемогущества, – беззубо ощерился сабеец. – Халиф изберет путь по волнам. Они разделились, моя госпожа.
– Он опять спустил его с поводка… – смятенно пробормотала Мараджил.
– Смерть, – снова повторил Фазлуи. – Идет с юга, как пыльная буря. И горе тем, кто окажется у нее на пути.
– Теперь мне точно нужно выслать гонца к Тахиру, – зло прошипела парсиянка.
– Куда же нам деваться… – пробормотала в сырой воздух Ситт-Зубейда.
– Мы поедем в Ракку, – решительно встрепенулась Мараджил. – И ты, Якзан, поедешь со мной.
Она резко обернулась и смерила сумеречника взглядом.
– Будешь при мне, – сквозь зубы процедила парсиянка, сжимая и разжимая пальцы на рукояти кинжала. – Ты ведь не бросишь детей своего господина, правда, Якзан?
Лаонец смотрел на нее с непроницаемым лицом.
– Не бросишь, – удовлетворенно прошипела Мараджил. И рявкнула: – Ну, тварь?! Отвечай, я сказала!
И хищно обернулась к мальчишкам. Те глядели на нее, разинув дрожащие рты.
– Не брошу, – глухо отозвался лаонец. – Буду при тебе.
– Ты и твои воины, – жестко добавила парсиянка.
– Я и мои воины, – нехорошо щурясь, прошипел сумеречник.
– Т-так-то лучше, – пробормотала Мараджил. – Так-то лучше, о Якзан… Ссыкливцы при мне, ты при мне, никого лишнего…
– Ты солгала насчет предательства, – бесстрастно произнес лаонец. – Ты приказала убить невольниц, чтобы не тащить их с собой. И не оставлять свидетелей.
В ответ парсиянка лишь передернула плечами:
– Ну и что с того? Мои молодцы насиловали бы их на каждом привале – криков не оберешься, ссор и беспорядков… А так они все отправились в ваш ашшаритский рай нетронутыми и невинными…
И парсиянка обвела хмурым взглядом трясущихся евнухов, кахраману и Зайнаб:
– Еще четыре рта…
Тумал, в ужасе раскрывая глаза, засунула в рот кулак, чтобы не заорать от страха.
– Ладно… – кивнула сама себе Мараджил, не обращая внимания на осторожные вздохи облегчения. – Ладно… Осталось заехать в Ракку…
– Мы бежали из столицы, и ты хочешь вернуть нас обратно? – растерянно пробормотала Ситт-Зубейда. – Сколько пути от Мадинат-аль-Заура до Ракки? Нас схватят, о безумная…
– Не схватят, – холодно улыбнулась парсиянка.
– Пыльная буря из Руб-эль-Хали, – мерзко захихикал сабеец. – Принцу Ибрахиму скоро станет не до беглого харима, кхе-кхе…
– Но почему Ракка? – Зубейда сопротивлялась вяло, но все же сопротивлялась.
– Потому что там, возможно, тоже нуждаются в моей помощи, – оскалилась Мараджил.
И, темнея лицом, добавила:
– Пусть боги помогут этой дуре Арве уцелеть. Ей и ее щенку.
Коротко взглянув на прижавшихся друг к другу мальчиков, парсиянка задумчиво поправилась:
– Я хотела сказать, моему любимому внуку. Я вас так люблю… обоих…
И, уже уходя в собственные мысли, добавила:
– Я хотела сказать, всех троих.
Мальчиков била крупная, заметная дрожь. Под подбородком у Аббаса остался след от окровавленного пальца Мараджил.
Зубейда посмотрела на красное пятно на шее ребенка, потом на парсиянку.
И тихо сказала:
– Как скажешь, сестричка. В Ракку, так в Ракку.
Фазлуи почесал редкие волосенки на голове и захихикал снова:
– Чем севернее, тем лучше, моя госпожа… Хи-хи-хи… чем севернее, тем дальше от Куфы…
Ситт-Зубейда попыталась сдвинуться с места и поняла, что закоченела насмерть.