Имруулькайс вежливо кашлянул. Тарик не изменился в лице. Абдаллах пожал плечами:
– Про Куфу издавна говорили: если хочешь драки, выйди на площадь и выкрикни: «Да славится имя халифа Умара!» Тебя тут же побьют и отнимут имущество.
– В общем, так они и поступили. Кого убили, кого побили, а у кого отняли имущество. Наместников твоих, о эмир верующих, они кого прогнали, кого в окно на копья выкинули. В Куфе вот на копья выкинули. Вместе с семьей. А еще у них объявился очередной тайный имам. Которого они тут же провозгласили истинным халифом и правителем и носителем священного пророческого огня, желтого свитка и шайтан знает чего еще, во что свято веруют эти сумасшедшие.
– Где же сейчас пребывает это средоточие всех зайядитских добродетей? – мягко спросил Тарик.
– Да в Куфе! – бодро ответил джинн.
– В Куфе, – тихо повторил нерегиль и покивал собственным мыслям. – Очень удобно.
– Но это еще не все! – затоптался парсидский кот.
– Говори, о брат по вере, – строго приказал аль-Мамун.
Джинн вздохнул и продолжил рассказ:
– Теперь о столице. Жители Мадинат-аль-Заура и раньше-то не были тверды в верности…
– Вот как?.. – тихо осведомился аль-Мамун.
Повернувшись к Тарику, поинтересовался:
– Ты знал про это?
– Хочу напомнить, что последние годы правления твоего брата я провел далеко от столицы, – прищурился нерегиль.
– А первые годы моего правления ты провел в бегах. Так что толку от тебя – никакого, я понял, – отрезал аль-Мамун.
И приказал огромному пушистому коту:
– Продолжай, о Хафс.
Джинн обмотал лапы хвостищем и степенно продолжил:
– Так вот, как только вести дошли, в столице начались волнения. Не сказать, чтобы их и раньше не было…
– Я знаю, – пробормотал аль-Мамун.
– Пожары. Потом айяры из квартала аз-Зубейдийа дрались со стражей-харас, – мрачно проговорил парсидский кот. – Еще дрались на базарах, в паре кварталов сорвали пятничную молитву. Ну и кричали, что халифа околдовали и прибрали к рукам сумеречники.
– Они это уже с год как кричат, – пожал плечами Абдаллах.
– В этот раз дошло до погромов. – Джинн поднял почти не видные среди серой густой шерсти уши.
– Что ты хочешь сказать, во имя Всевышнего? До каких погромов?
– Разгромили пару домов наслаждений, мой господин.
– Причем тут сумеречники?
– Ходили слухи, что кто-то из посредников привез в город айютаек. В доме Джамиля-парса действительно нашли девушек-сумеречниц.
– И что? – прекратил перебирать четки аль-Мамун.
– Убили, – опустил желтые глаза джинн. – Изнасиловали и убили.
– Очень благочестиво, – мертвым голосом отозвался Тарик.
У нерегиля не было четок, и он просто сцепил руки в замок. Костяшки пальцев заметно побелели. Впрочем, и в лице Тарика не было ни кровинки. Аль-Мамун решил не вступать в словопрения.
– А потом дошло дело и до дворца, – вздохнул кот.
– Что случилось с дворцом, о Хафс?
– Жители столицы провозгласили халифом принца Ибрахима ибн аль-Махди.
– Что?!
Некоторое время в комнате лишь слышалось, как перекликаются во дворе джунгары и время от времени всхрапывают и ржут застоявшиеся лошади.
Четки аль-Мамуна лопнули, и рубиновые зернышки разлетелись, словно кто-то разломил спелый гранат. Абдаллах вдрогнул, сплюнул и отшвырнул бесполезную нитку в сторону.
Нерегиль с отсутствующим видом принялся собирать в ладонь упавшие рядом с ним рубиновые бусины.
– Ибрахим ибн аль-Махди, вот как… – пробомотал аль-Мамун. – Ибрахим ибн аль-Махди…
– Вазиры, Левая гвардия, стража-харас – все присягнули ему, – четко проговорил джинн.
– Абу аль-Хайджа предал меня? – тихо спросил Абдаллах.
Кот покачал мохнатой головой:
– Абу аль-Хайджа не стал командовать Левой гвардией. Но он и его таглиб получили земли в Асваде. И новые хорошие дома в квартале, что строится вдоль канала Нахраван.
– Абу-аль-Хайр? Вазир барида?
– Исчез из своего особняка вместе со всеми документами! – бодро отозвался джинн.
– Понятно, – тяжело уронил аль-Мамун. – Что с моей семьей? Буран, дети – что с ними?
– Они… бежали.
– Куда?
Кот тихонько фыркнул:
– Если бы ищейки Ибрахима знали, в столицу бы доставили их головы, о мой господин. Иорвет вывел их из дворца за день до начала бесчинств и штурма Баб-аз-Захаба.
