– Он… разве… здесь? – с непонятным отвращением отступая на шаг, пробормотал аль-Мамун.
– Мы вынесли тело из зала. Туда… нельзя заходить людям. Во всяком случае, пока мы не вычистим это место, – тихо ответил Джунайд.
Надо было брать себя в руки. Как-то… наклониться?..
Да будь ты мужчиной, Абдаллах! Сначала чуть не наступил, а теперь боишься заглянуть в лицо?
– Осторожнее, о мой халиф, – твердо сказал шейх. – Не нужно до него дотрагиваться.
Опускавшийся на колени аль-Мамун на всякий случай отдернул подальше ладони – и тут же разозлился на себя еще больше.
– Почему? – резко спросил он Джунайда.
– Тарег сейчас… в смутном месте. Я опасаюсь, что, прикоснувшись, ты можешь последовать за ним, о мой халиф.
– Так он не мертв?! – вскинулся Абдаллах.
– Он не жив, – сухо отозвался суфий. – Он на высотах. Аль-Мамун почувствовал, что замерзает. Смотреть в лицо нерегилю ему расхотелось.
– Ты должен отпустить Тарега, о мой повелитель, – тихо, но твердо сказал Джунайд. – Сказать на ухо, что он исполнил свой долг и должен уйти.
– Но ведь…
– Клятва все еще удерживает его.
– Разве Яхья ибн Саид не написал, что нерегиля нельзя освободить от Клятвы?
– Освободить, пока он жив, нельзя. Но душа уже покинула его тело. Теперь нужно отпустить душу. Он должен получить возможность… уйти в чертоги мертвых своего народа, о мой халиф.
Что-то в голосе шейха заставило аль-Мамуна поднять глаза и посмотреть суфию в лицо. Тот кашлянул и стал глядеть вверх, изучая развороченный свод с гнутыми ребрами арок.
– В чертоги мертвых своего народа?.. – подозрительно отозвался халиф. – Ты в этом уверен, о шейх?
Джунайда передернуло:
– Нет. Но что с того верующему ашшариту?
Аль-Мамун медленно встал:
– Что-то ты от меня скрываешь… А, Кассим?
Суфий затеребил край серого от пыли рукава хирки:
– Какая разница, о мой повелитель?.. Он, – Джунайд кивнул вниз, в серо-синюшную груду тряпья и пыли, – должен уйти из аш-Шарийа. Мы должны сделать все, чтобы его больше ничего с нами не связывало. А уж куда он пойдет потом…
– …нас не трогает, ибо он свое отслужил? Многоумным знатокам магии вроде тебя пора посадить на поводок кого-то другого? – тихо проговорил аль-Мамун – и удивился, как зло у него это сказалось.
А поскольку злость не утолилась сказанным, Абдаллах свирепо продолжил:
– Мне никогда не нравились наши легенды про джиннов в кувшине, о Кассим. Каждый раз я жалел, что у джинна не получилось засадить в кувшин человека – чтобы другим неповадно было лезть в дела, превышающие разумение, избегать труда и развращать правоверных россказнями о дармовых богатствах. Ибо Всевышний ничего не дает даром. За все нужно платить. Чем мы заплатим за это, о Кассим?
Суфий молчал.
– Что с ним произойдет, когда я его отпущу? – рявкнул халиф.
– Я не знаю, – твердо ответил Джунайд и посмотрел Абдаллаху в глаза.
Так они стояли друг напротив друга довольно долгое время. Суфий вдруг продолжил – очень тихо:
– Я точно знаю одно, мой повелитель. Если ты не оборвешь поводок клятвы, он останется в аш-Шарийа. Бесприютным духом. Мстительным.
– А сигила? – быстро спросил аль-Мамун.
– Поздно, – снизив голос до шепота, ответил Джунайд. – Поздно. Связь души с плотью слишком слаба, сигила не удержит его внутри телесной оболочки.
Аль-Мамун сделал шаг назад:
– Я так не могу.
– Благородно, – мурлыкнуло под ногами.
Халиф вздрогнул, но в последний момент взял себя в руки.
Черный кот прошел в изголовье к спеленутому в пыльное тряпье телу и сел, положив кончик хвоста к передним лапам.
– Очень благородно с твоей стороны, о человек, думать о последствиях в таком положении, – снова пошевелились белые усы на черной морде. – Полдореа был мне другом, и я ценю твой порыв.
Зеленые миндалевидные глаза джинна светились во мраке. Абдаллах сглотнул. Стало еще холоднее. Он вдруг заметил, что весь дрожит.
– Поверь мне, о человек, – мрачно проговорил черный кот, – у тебя нет иного выбора. Ты не можешь вытащить Полдореа… оттуда. Зато можешь снять с него эту вашу удавку.
– Ты не говоришь – освободить, Имруулькайс, – тихо сказал аль-Мамун.
– Я ничего не знаю наверняка, – так же тихо отозвался кот. – Я не знаю, куда он пойдет и что с ним будет. А вот про мстительных неупокоенных духов я знаю достаточно – поверь мне, о человек…
