Может, и вправду прием? Только странный какой-то праздник у них выходит, аж через всю спину мороз дерёт…
Поглощенный размышлениями и мыслями о награде, Абид не сразу услышал шорох за спиной. А когда услышал, было уже поздно.
Бронзовый сумеречный голос звякнул непонятные, но презрительные слова. Юноша вскрикнул и обернулся.
Над ним стояли аураннец с длинным страшным копьем – и Джунайд.
– Ты так сопишь, о Абид, что тебя за фарсах слышно, – усмехнулся шейх.
Юноша громко сглотнул. Покосившись на аураннца, сглотнул еще раз: тот глядел на Абида, как на тарантула. Изогнутое лезвие копья тускло мерцало в ночном воздухе.
– Уходи, – резко приказал Джунайд.
Глаза суфия сузились в две холодные щелочки.
– Уходи, человек, – проговорил шейх с лицом сумеречника. – Тебе нельзя присутствовать на этой церемонии.
И тихо добавил:
– Она не для человеческих глаз.
А потом сказал еще тише:
– И держись подальше от Тарика, о юноша. Вспомни, что нерегиль сказал тебе на морском берегу. Не становись на пути у его судьбы, избегай несчастья.
Шейх с аураннцем развернулись – и пошли прочь. Даже не посмотрев, поднялся ли Абид с земли и выполнил ли приказ.
Они знали, что бедуин не посмеет ослушаться.
Дрожа с ног до головы, Абид встал и побрел прочь. В спину порывы ветра все еще бросали тихий перезвон струн. Неожиданно над головой свистнуло – и раздался резкий крик ночной птицы.
Это стало последней каплей. Заорав, Абид замахал рукавами и припустил вперед, как антилопа. Он орал и орал, хватая ртом холодный воздух, спотыкаясь, падая, вскарабкиваясь на ноги – и продолжая орать.
Юноша бежал долго, не обращая внимания на оборачивающихся от костров людей, шарахающиеся с дороги тени и гостеприимные огни лагеря по сторонам. Он бежал, пока под ногами у него не оказалась жирная черная земля насыпи под частоколом ограды. Тогда Абид поскользнулся и упал лицом в чернозем, уже больше не крича, лишь тяжело дыша и всхлипывая.
Гвардеец с ножом, трупы на перекладинах, а теперь еще и жуткая музыка и страшный шейх! Воистину, человеку не положено видеть столько ужасов в течение одного дня!
Прохаживавшиеся вдоль ограды часовые не удостоили юношу и мимолетного взгляда. Еще один тронувшийся мозгами, да поможет ему Всевышний.
Абид, воровато оглядываясь, поднялся и принялся отряхиваться. Скрипящие кожей и звякающие железом часовые делали вид, что не замечают паренька.
Юноша был им за это благодарен. Другие обитатели лагеря старательно занимались своими делами. Какое кому дело, что бедуинский парнишка в рваном бурнусе с воплями прибежал откуда-то из темноты, протаранил насыпь и теперь вот стоит, вытирается рукавом и точит слезы с соплями? Если паренька сейчас возьмут и тихо поведут за ограду сумеречники, придется отвернуться – и правильно. Сумасшедшие только людей мутят, а людям и без того страшно.
– Ты бы это… шел отсюда, – донеслось до Абида сверху – с сильным хорасанским акцентом.
Не пытаясь разглядеть роскошного павлиного парса, юноша с шумом втянул сопли и поковылял прочь.
Часового тоже можно было понять. Зачем ему лишние заботы? Завтра штурм, люди хотят приготовиться к судьбе мученика.
Многоугольная громада стен Хаджара висела в ночной тьме подобно летучему острову. Рукотворные скалы основания крепости теснили мрак своей бессветной чернотой и гордо возносились к подсвеченному кострами небу. Как нерегиль собирается это брать приступом – один Всевышний ведает, у Него лишь сила и слава…
Вспомнив про нерегиля в белой одежде, фарфоровую музыку и страшного шейха, Абид задрожал всем телом. И подумал, что, пожалуй, пойдет ночевать в палатку к старому мулле Абд-ар-Рафику ибн Салаху, а не докладываться к госпоже Нум. Не нужны ему эти пятьдесят дирхемов. Надо будет рассказать про странную сумеречную церемонию – завтра расскажет. После штурма. Если жив останется.
От этой мысли Абиду поплохело окончательно и, заливаясь обильными слезами, он поплелся прочь в поисках духовного утешения.
* * *
Хаджар, следующий день, утро
Пролом в городской стене курился пылью. Торчащие сколами и выступами кладки обломки катились вниз, к подножию земляного вала. Обслуга манджаника радостно орала, мотались косички на спинах ханьцев: расчет осадного орудия аж прыгал от радости.
