По виду площади казалось, что на ней раскрутился начиненный лезвиями смерч. Все и всех разбросало, но не всех целиком.
Через влажный песок полз кто-то в размотавшемся тюрбане, на диво быстро перебирая руками и ногами. За спасающимся бегством дурнем – далеко ли убежишь на четвереньках? – медленно и расслабленно шел нерегиль. Меч он держал тоже расслабленно. Почти небрежно. Сыто так держал меч.
Вопль оборвался. В тишине нерегиль явственно фыркнул. И дал ползущему легкого пинка в зад. Тот обреченно замер, приподняв лопатки и опустив лицо к земле.
– Я же говорил – хорошая была кость. Надо было лаять… – Нерегиль сокрушенно вздохнул.
И невесомо отмахнул мечом. Тело распалось на две половинки – странно, на две разные стороны, с запозданием на тягучий миг. Нерегиль уже отворачивался, а труп только начинал разваливаться. Внутренности крапчатым пирогом шлепнулись вниз.
За идущей мурашками спиной Марваза присвистнули. И хихикнули. Марваз решил, что это шайтан.
Но обернулся. Там стоял сумеречник из зеркала и скалил мелкие зубки. Вдруг в его руке свистнуло и сверкнуло что-то похожее на железную змею. Замахнувшийся джамбией человек упал на спину с перебитым горлом. Смертоносная змейка, свиристя лезвием на конце, послушно намоталась сумеречнику на запястье.
– Кто это такие, Марваз?
Каид понял, что нерегиль стоит прямо перед ним. Почти не закапанный, кстати, отметил про себя каид. Как хороший повар. Отец учил Марваза: хорошего повара узнают по рукавам, они всегда чистые…
– Марваз?.. Я спрашиваю, кто это.
…а вот на фартуке может быть все что угодно.
У нерегиля на белом животе темнел веерок мелких капель.
– Мы служители богини милосердия, о господин, – мурлыкнул на ашшари выходец из ханьского зеркала.
Оба сумеречника вскинули сомкнутые ладошки и завалились на землю в поклоне, потешно перекидываясь на один бок.
На разодранное горло человека, по которому полоснула железная змея, не хотелось смотреть.
– Милосердия, говоришь? – издевательски ухмыльнулся Тарик.
– Иногда милосерднее избавить мир от одной души, чтобы спасти от смерти многих, – задрав от земли морду, ласково улыбнулся лысенький самийа.
– Благостное у вас богословие, – еще сильнее оскалился нерегиль.
И перевел взгляд спокойных светлых глаз на Марваза:
– Зеркало?..
Деревянный ящик лежал в устье улицы в путанице ремней и сиротливо торчащих деревянных коромысел. Носильщики, похоже, улепетнули, едва ознакомившись с панорамой.
– Вот, – мужественно показал на ящик Марваз.
И снова посмотрел на веерок темных капель на белой ткани.
Случившееся на площади в Нахле Марваз запомнил. Навсегда. Тарик сдерживает пляшущего сиглави и поднимает узкую бледную ладонь. В Нахле нерегиль передумал. А здесь, видимо, нет.
– Спрашивай, каид, – милостиво кивнул ему нерегиль.
И Марваз спросил:
– За… что?
Сумеречник вздохнул. Но ответил:
– Видишь ли, Марваз. Я ненавижу бедуинов. Они продажны, трусливы и бесчестны. Но когда я попал в стойбище, я был должен за воду. Потом я был должен за лошадь. А вот этим бедуинам я ничего не был должен. Ну вот и высказал все, что накопилось на душе. Так что запомни, Марваз: не держи в себе раздражение и гнев. Это глубокая, мудрая мысль.
И, уже разворачиваясь, спохватился и добавил:
– Да, Марваз. Там под забором у ворот лежит староста. Извинись перед ним и дай ему денежку – за труды. Я тут сильно намусорил, право дело…
* * *
Дом у Старого кладбища, четыре дня спустя
– …Человеческая глупость неизлечима, – строго заметил черный кот, точнее, джинн в облике черного кота.
Все участники чаепития горестно покивали головами – в том числе и глава ятрибского отделения барида Абу аль-Хайр ибн Сакиб.
За последнее время Абу аль-Хайр узнал много такого, что, расскажи ему кто все это с месяца три назад, начальник ятрибской тайной стражи рассмеялся бы такому человеку в лицо.
Вот взять, к примеру, нынешний вечер. Скажи кто Абу аль-Хайру три месяца назад, что он будет сидеть на террасе и тянуть чай из пиалы в компании нерегиля халифа Аммара, джинна-перевертыша и почтенного Абд-ар-Рафи ибн Салаха, уважаемого муллы Куба-масджид, – он бы назвал такого человека лжецом и сыном лжеца, рожденного, к тому же, вне брака!
