Больше в этой комнате ничего достойного внимания не оказалось, и мы перешли в соседнюю. Эта комната была далеко не пустая. Напротив, все ее углы были завалены вещами. Да какими!
Алешка, как завороженный, выпустив мою руку, подошел к картонной коробке из-под телевизора. Она до самого верха была заполнена модельками машин, и все не нашими, импортными. Машинки не были совсем новенькими, но вполне в приличном состоянии. Великолепная коллекция — от самых первых, еще с паровым двигателем, до самых современных, больше похожих на реактивные самолеты без крыльев.
— Вот это да! — наконец-то обрел Алешка дар речи. — На всю школу хватит. — И он присел перед коробкой.
А я стал рассматривать дальше вещественные доказательства. Слева от коробки с машинками были грудой навалены женские меховые шубы. Страшно дорогие, это я сразу понял. Соседка однажды приносила маме такую померить. Маме она очень подошла. А потом она спросила, сколько стоит эта прелесть, и принялась хохотать, услышав ответ. Она до этого один раз только так весело смеялась — это когда Алешка, еще совсем маленький, сел в кастрюлю с тестом. А потом мама вернула шубу и стала красить глаза и ресницы… Под шубами еще что-то было. Мне очень хотелось посмотреть, но я боялся — вдруг там груда окровавленных тел! В этой квартире всего можно ждать. Не квартира, а склад. Ворованного, это точно. Где-то крадут, а здесь прячут. Это дело известное.
Я оглянулся на Алешку. Он, как шаман, сидел над коробкой, осторожно перебирал машинки и что-то шептал им ласковое. Тогда я зажмурился на всякий случай и откинул одну из шуб… Лучше бы я этого не делал: изумленным глазам моим открылись такие сокровища — куда там Али-Бабе с его разбойниками! В упаковке и без, там стояли друг на друге двухкассетники с компьютерными приставками, видеомагнитофон, маленький японский телевизор (я такой один раз видел в гостях у папиного товарища), какие-то электронные игры; аккуратными стопочками были сложены пестрые видеокассеты… Ничего себе!
Мне, как и тогда маме, захотелось смеяться и красить глаза. Я опустил полу шубы и перевел дыхание.
Алешка уже катал машинки по полу. Пора уходить.
— Давай еще поиграем, — нежненько попросил он.
— Ты что! Они в любую минуту могут прийти!
— Подумаешь! Скажем, что заблудились. И машинку попросим подарить. Давай?
— Соображаешь? Это же жулики!
— А чего они делают?
— Где-то воруют, а здесь прячут.
— А зачем? — Алешка спрашивал, а сам не выпускал из рук крохотную пожарную машинку с выдвижной лестницей и стволами-гидрантами.
— Потом продают.
— А зачем?
— Зачем, зачем! Чтобы на эти деньги купить себе другие вещи.
— А зачем? Скрали бы сразу, что им нужно. И все.
Логично, ничего не скажешь. И ответить нечего. Но я от всех этих «зачем» уже вспотел.
— Пошли скорей. Дома объясню.
— Давай одну машинку возьмем себе, раз уж они жулики. Им и так хватит.
— Ты что! Нельзя чужое брать — это называется воровство, когда берешь чужое без спросу.
— А им можно?
— Им тоже нельзя. Их за это в тюрьму посадят, за решетку.
— Кто посадит?
— Кто, кто — милиция.
— А она не знает.
Это Алешка верно подметил. Я и сам уже подумал, что все-таки нужно сообщить в милицию. Эти вещи явно краденые. Но тут Алешка снова отвлек меня.
— Ух ты! Какие картины красивые! — У противоположной стоны стояли аккуратным рядком старинные иконы в блестящих металлических рамках, виноват, окладах, наверное, золотых и серебряных. В некоторые из них были вставлены красивые камушки, которые сверкали красным, зеленым и голубым.
— Это не картины, — сказал я, — это иконы. Они в церквах висят. На них люди молятся.
— И что, в этих церквах они в Бога, что ли, верят? — снисходительно удивился Алешка. — Доверчивые какие. Ведь говорят же им русским языком, что Бога нет. Есть только светлый разум.
В Алешкином классе еще не ввели уроки слова Божьего. И он рос пока атеистом.
Я не дал Алешке вовлечь меня в несвоевременную, как это… теологическую дискуссию и потащил его за руку к двери. Он тянулся телом за мной, а душой оставался на месте, не отрывая глаз от коробки с машинками.
Не выпуская его руки и преодолевая заметное сопротивление, я надел туфли, вытащил Алешку за дверь и стал ее запирать.