Василий Павлович подбросил в костер новую вязанку. Огонь вспыхнул сильней, заплясал, взметнулся в темное небо снопом искр. Харламыч выбил бакулочку из отверстия.
Вода снова хлынула в ледяной бассейн, а вместе с ней и рыба. Она шла все крупнее и крупнее. Скоро в бассейне набилось ее столько, что ребята не успевали отчерпывать рыбу сачком и складывать в мешок.
Вдруг отверстие на минуту заткнулось, и с бугра скатился довольно большой щуренок.
— Ага! — азартно воскликнул Василий Павлович. — Как, Харламыч, не пробьем полынью побольше для щуки? Разве плохо поймать парочку-другую добрых щучек?
— Ваша воля… — опять бесстрастно повторил Харламыч, а сам предупреждающе глянул на мальчишек: «Только, дескать, пикните, что за щуками и шли!»
— Ну, старик! Всю ответственность на меня хочет свалить! — рассмеялся председатель. — Ладно уж, нечего делать, буду отвечать за все сразу. Все равно — щука ведь лютая хищница, не мешает лишнюю отловить. Давай ломик!
Отверстие на время снова заткнули пучком камыша. Василий Павлович пробил от ледянки узкую полосу в сторону, потом несколькими энергичными взмахами лома сокрушил ледяное днище чаши. Получилась прорубь, внешними очертаниями напоминающая сковороду с длинной ручкой.
— Давай, Харламыч, сак! Ага, говорил, что впервые явился на ледянку, у самого сак знаменитый!
— Баловался, когда помоложе был, — ответил Харламыч, ничуть не теряясь. — Теперь годы не те, спину согнуло дугой — где уж по озерам шастать…
— Ну-ну, не прикидывайся совсем дряхлым! Мы еще тряхнем сегодня стариной… А вам, ребятки, теперь за костром следить да следить! Чтоб пламя стояло до самого неба и ни на секунду не потухало!
Мишка с Ленькой рады были стараться. Они запалили такой кострище, что языки пламени и вправду будто лизали небо.
Мороз стоял трескучий, на землю опустился темный вечер. Но от огня да беготни вокруг костра ребятам стало жарко. Недавние страхи совсем исчезли. Да и чего бояться? Теперь, когда рядом был председатель с ружьем, никакие волки не пугали мальчишек, они чувствовали себя смельчаками, поход на озеро казался счастьем.
А председатель священнодействовал над прорубью. Он опустил в воду сак, увел его в наиболее узкое место ледяной сковороды. Потом опустился на одно колено и замер в этой позе, точно приготовясь к забегу. Напряженно, не отводя глаз, наблюдал за водным зеркалом.
Рыба шла на свет, на воздух по-прежнему. Только теперь она не задерживалась на виду. Мелькнет, освежится — и скроется. Лишь отдельные, совсем, видимо, очумевшие из-за недостатка кислорода, рыбешки показывались над поверхностью. Выставят голову, глотнут широко открытым ртом воздуху и тут же, перевернувшись, проваливаются в глубину.
Вот от края проруби отделилось темно-зеленое полено. Леньке показалось, что это обыкновенный осиновый чурбак, замшелый, поросший плесенью. Но что это за чудо? На чурбаке вдруг сверкнул, отражая пламя костра, большой, круглый, как фара, глаз. Леньке стало даже не по себе от этого светящегося глаза.
Зато председатель сразу ожил. Он весь подался вперед, осторожно подвел сак под полено. Потом быстро рванул, вскинул его вверх. На льду затрепыхалась, забилась щука.
Харламыч кинулся на нее с юношеской прытью, ударил по голове ломиком.
Вот так осиновое полено! Ленька с Мишкой бросились рассматривать добычу. Но председатель скомандовал:
— Огонь!
Это короткое слово прозвучало так властно, что мальчишки мигом кинулись к забытому костру и усерднее прежнего принялись подкидывать в него камыш.
Вскоре за первой Василий Павлович поймал еще двух небольших щук. Зато четвертая попалась такая громадная и сильная, что чуть-чуть не ушла обратно в прорубь.
Когда председатель выбросил ее саком на лед, она изогнулась дугой, подскочила, как внезапно раскрутившаяся пружина, и шлепнулась возле самого края проруби. Еще мгновение — редкую добычу пришлось бы только вспоминать.
Харламыч кинулся опять с ломиком, но, поскользнувшись, упал. Василий же Павлович в спешке набросил сак вместо щуки старику па голову. Выручил Ленька. Он огрел щуку подвернувшейся под руку лопатой. И хоть она еще раз подпрыгнула и все-таки свалилась в прорубь, но уже замертво: тотчас же всплыла кверху брюхом.
