Когда к обеду вся компания вернулась с пляжа, красный зонт по-прежнему торчал над крышей и из-под него доносилось задумчивое пение:
– Графиня, я стрелялся на дуэли!
Другой бы кто-то сделать так не смог —
Промазать с трех шагов по крупной цели
И прострелить свой собственный сапог…
– Полторецкий, ты нормальный или нет?! – с ужасом спросила Соня. – Ты что, так и сидел там все время?!
– Так Интернет же поймался! И потом, я уже все… – Пашка выглянул из-под зонта, широко улыбаясь, и скомандовал: – Пацаны, подавайте лифт!
«Лифт»-авоська был немедленно запущен, и вскоре ценный айпэд оказался на земле. Следом грохнулся зонт, а уже за ним съехал по хлипкой лесенке и Пашка.
– Все, что надо, узнал! – бодро сообщил он. – Ну ладно, на музейных файлах никакой защиты не стоит: люди искусства, что с них возьмешь… Но полицейские-то протоколы можно было как-то засекретить?! Правильно дед говорит: безалаберность эту страну погубит! Да, шелупонь, история, кажется, нехорошая…
– С ума сойти можно… – пробормотала Соня. – Этот человек когда-нибудь взломает интимную переписку президента! И мы узнаем много интересного!
– Ой, ничего там интересного нет! – отмахнулся Пашка, спрыгивая с лестницы. – Все как у всех.
Наступило подозрительное молчание.
– Полторецкий! – наконец ахнула Соня. – Ты что – уже?!.
– Звезда моя! Я же не собираюсь это все печатать в газете «Известия»! – Хулиганские Пашкины глаза смеялись. – Это америкосы могут родному президенту такую бяку подложить… а у нас мужик мужика всегда покроет! Так что оставьте папашу всенародного в покое, и…Натэла, обед будет?
– Как думаешь, свистит он насчет президента? – шепотом спросил Атаманов Юльку.
– А кто его знает, – подумав, так же тихо ответила она. – Может, и свистит… Но что хакер он от бога – это даже дед говорит! Пошли обедать скорей! Пашка на голодный живот все равно слова не скажет!
После Натэлиного хаша и вареников с вишней Пашка отвалился на спинку стула и благодушно заметил, что и от женщин иногда бывает польза.
– Сейчас половником двину по башке, дорогой, – так же благодушно сообщила Натэла, убирая со стола. – Соня, как ты его терпишь?
– Сама не понимаю, – вздохнула та. – Исключительно из уважения к Игорю Петровичу.
– Пашка, ты натрескался? – нетерпеливо спросила Полундра. – Ну и излагай давай уже! Что нарыть удалось?
– Для начала я ковырнул недавнюю кражу в тропининском музее. – Пашка перестал улыбаться и забарабанил пальцами по столу. – В общем, все так, как Сол Борисыч рассказывал. Действительно, среди ночи зазвенело стекло, прибежал охранник, но вору удалось прорваться мимо него на улицу и скрыться. Ничего не пропало, кроме чашки кузнецовского фарфора. Полиция завела дело, опросила всех причастных лиц… ну, на этом и все. Чашка нигде не всплыла – ни в частных коллекциях, ни на аукционах, ни на форумах, я три часа проверял. Хотя времени еще очень мало прошло и выводы делать рано.
– А что, все-таки ценная чашка? – недоверчиво спросил Батон. – У моей бабки тоже фарфоровый сервиз есть! Я один раз блюдце грохнул, так она меня чуть веником не убила!
– Смотрите, – Пашка повернул к компании айпэд. – Я скопировал фотографию. Кузнецовский фарфор начала девятнадцатого века, примерно тридцатые годы. Большой ценности не представляет, поэтому полиция и не сильно старалась. К тому же вор наверняка уронил ее где-то в переулке с перепугу. Юлька, что ты там так разглядываешь?
Полундра напряженно всматривалась в фотографию на экране айпэда. Это была изящная голубая чашка с узором из розочек по краям. Рядом был снимок той же чашки, перевернутой вверх дном.
– Пашка, а зачем она вверх ногами снята?
– Чтобы клеймо было видно. Я уже у Сол Борисыча проконсультировался. – Пашка постучал пальцем по экрану. – Видишь, веер из виньеток и надпись: «Братья Кузнецовы». Такая форма клейма характерна для начала девятнадцатого века. Позже клеґйма уже круглые стали.
– Но в чем же фишка-то тогда? – удивленно спросил Атаманов. – Лезть в музей, себя под тюрягу подставлять – из-за стекляшки дешевой? Чего ради?
– Может, он хотел что-то другое взять? – предположила Натэла.
