А дальше началось то, что он не мог объяснить, даже никаких предположений не образовалось, он просто фиксировал события, отложив вопросы на потом.
Существо село, не выпуская его из своей лапы. Потом встало на ноги. Чёрная ткань плаща всколыхнулась, принимая форму тела владельца. Ткань, которую без гидравлических манипуляторов невозможно было согнуть и на сантиметр, струилась по телу существа, словно какой-то невесомый шёлк. Дальше больше — без всяких усилий, существо подняло человека над полом одной рукой и начало стремительно меняться. Он не смог разглядеть, что именно происходило — словно какая-то дымка застила глаза. Когда же всё прояснилось, его глотку сжимали столь же могучие пальцы, но когтей на них не было, каменными они уже не казались и росли из вполне человеческой кисти.
— Наглость, безудержная и абсолютная наглость. — Произнёсло существо, отчего-то вдруг, обретшее внешность вполне человеческую. Короткие волосы, спокойное, мужественное лицо, в коем он заметил нечто, что часто встречал прежде и встречает сейчас — выход к звёздам не покончил с войной, война шла за человечеством по пятам. И на лицах людей, любая война, оставляет следы — одни и те же следы, которые он, за свою долгую жизнь, научился неплохо различать. У существа человеческое лицо, мало того, лицо солдата, познавшего грязь и кровь множества битв.
Вместо плаща, на нём теперь плотная куртка из чёрной ткани без рукавов и штаны из того же материала. Секунду назад артефакт неизвестной цивилизации, а теперь совершенно непонятно что.
— Тебе нечего сказать сын Человека? — Поинтересовалось существо.
Он не ответил. Даже не шевелился. Человек оценивал ситуацию, а то, что глотку перекрыло — не беда, кислорода в крови пока достаточно, он может не торопиться, тем более что угрозы жизни, пока, вроде бы, нет. Опять же, что делать? Это существо, собственность Департамента. Теперь ясно, что оно разумное, живое и способно копировать человеческую внешность. То есть, интерес для Департамента, резко возрос и вредить существу нельзя. Необходимо каким-то образом обездвижить его, при этом, не сильно помяв, а ещё лучше, не помяв вообще. Или договориться — то есть, обмануть и вырубить, после чего перенастроить стол в центре комнаты, запустив протокол фиксации. В этом состоянии существо не сможет ни подняться, ни причинить никому вреда, включая себя самого.
— Не получится. Это меня не удержит и на мгновение. — Ворчливо ответило существо, разжав пальцы. Человек приземлился на ноги, даже не покачнувшись. Замер на месте, выпрямившись и пристально глядя на существо.
Существо село на стол и склонив голову чуть в бок, стало на него смотреть.
— Китэгра. — Сказал он.
— Что. — До человека дошло, и он не смог не удивиться по-настоящему. Его изумление, просто переходило все разумные рамки и полностью отразилось в его коротком «что».
— Твой голос. — Китэгра хмуро смотрел ему прямо в глаза, человек не моргал, взгляда не отводил, лицо абсолютно неподвижно. — Он практически мёртв. Ты вроде бы спросил, выразил удивление, но знаешь сын Человека, в моих созданиях лишённых разума, эмоций куда как больше.
— Сын Человека.
Секунды две было тихо.
— Ты меня спросил? — Сказал Китэгра.
— Да.
— Наглость. У вас здесь это почитается за достоинство сын Человека? Можешь не отвечать. — Он сердитым взглядом окинул помещение и снова посмотрел на человека. — Зачем вообще было вытаскивать меня из астероида? Как вы вообще там оказались? За сотни парсеков вокруг не было ни одной обитаемой планеты.
— Тебя нашли шахтёры, они…
Он остановил его ненужную речь повелительным жестом руки.
— Я знаю. Ты мог бы уже догадаться, что я умею читать мысли…
— Многие умеют.
Секунд пять Китэгра молчал, сложив руки на груди и с любопытством, разглядывая своего собеседника, только что посмевшего прервать его речь. Причём будь в этом человеке хоть немного эмоций, тон его высказывания стал бы пренебрежительным. Или нет. Вообще сложно понять и увидеть всю гамму речи, узреть оттенки и переливы её, там, где ни оттенков ничего, только пустой бездушный голос, идущий, словно бы из динамика робота.
