Как та находка, о которой он сейчас вспомнил.
На планету, дрейфующую в межзвёздном пространстве, не привязанную ни к одной из звёзд — таких в галактиках было невероятно много, и найти их было весьма не просто. На ту планету, слетелся, чуть ли ни весь Департамент.
Несколько тысяч капсул, в единственном более-менее уцелевшем здании, посреди пустых руин, покрытых пылью многих миллионов лет. Причём действительно пылью — она покрывала буквально всё. Похоже, планета вращалась вокруг своей звезды, когда жизнь на ней исчезла — когда пришёл вакуум, толстый слой пыли уже покрывал её.
Он вошёл в то здание, подгоняемый лёгким любопытством — очень немногое в этом мире заставляло его испытывать эмоции и изучение древних артефактов, наполнявшее других восхищением и почти щенячьим восторгом, в нём вызывало лишь лёгкие, едва живые эмоции. Но он был рад и этому — на большее он всё равно не способен, причём уже много-много лет…
Он тогда присел возле капсулы, положил наземь короб с инструментами, повернулся к артефакту сгинувшей расы, а капсула лежит, сверкая серебром, да разваленная надвое.
Скафандр никак не помог. Его никак не повредило. Он просто ощутил, что нечто чуждое проникло через поры кожи, что оно внутри и деловито изучает каждую клетку тела. Сознание его оставило, а проснулся он уже в исследовательском центре Департамента, сильно напоминавший тот, в котором он оказался сейчас. Впрочем, они все типовые, особых отличий нет.
Поначалу его всё это пугало — наниты древней цивилизации в его организме.
Даже его бесчувственный разум испытывал страх от таких новостей. Он последовательно работал над тем, что б устранить внимание Департамента от своей персоны, что б потом, спокойно, изучить произошедшее, изучить нанитов и устранить их из своего тела. Если потребуется, он готов был даже отыскать Роя и других. Любой на его месте так бы, наверное, и поступил — позволить Департаменту себя изучать добровольно, мог только безумец. Реши они, что могут понять, что произошло и изучить технологию, он бы стал для них вещью, ещё одним объектом с порядковым номером и не более того. До сих пор жил бы в каком-нибудь прозрачном стакане три на четыре метра, без права его покидать, пользоваться связью, а то и разговаривать без санкции начальства.
Однако со временем, его мнение изменилось.
Как оказалось, наниты древних, не только не вредили, но и наделяли некоторыми полезными свойствами. Одно из которых и сделало его бесценным агентом для полевых операций Департамента.
Он склонился над статуей, лежавшей на столе.
Как-то само собой отметил, что статуя выполнена весьма искусно. Издалека, может даже показаться, что перед тобой лежит нечто живое. Это конечно не так. Материал, который режет только прибор, который как работает-то непонятно, а ничто иное его не берёт, живым быть не может по определению. Даже если, в порядке бреда, допустить обратное — у этого материала ведь есть и другие странные свойства, какие не могут быть у живого существа. Он отражает сканирующие волны любого вида и любой формы. И не контактирует с атмосферой в принципе никак. Такой материал подошёл бы для обшивки военных кораблей, но никак ни для живого существа.
— Посмотрим, какие секреты ты скрываешь от нас. — Произнёс он, безучастно глядя в каменное лицо статуи, столь сильно напоминавшее гротескное лицо вампира из древних земных сказок.
На мгновение он замешкался. Вспомнился крайне неприятный опыт двух годичной давности. Настолько неприятный, что даже сейчас вызвал слабый эмоциональный отклик — отвращение. Им тогда попалось нечто подобное. Саркофаг из крайне прочного материала, выполненный в виде огромного земноводного существа. Как выяснилось ещё до его прилёта на планету, саркофаг копировал внешний облик одного из представителей вымершей расы. Ему о том сообщили непосредственно в руинах, слезливо сетуя на то, что кварк-глюонный резак исследовательской группе выделить отказались наотрез. Впрочем, они тогда были рады и его приезду — лягушка из сверхпрочного металла никак не желала раскрывать своих секретов. Он их и раскрыл, глубоко в душе, вновь шевельнулось отвращение.