Бирюса показалась неожиданно, на третье утро медленного пути по» сакме»— тайной таежной тропе. Все вокруг покрылось росой, что-то потрескивало под сапогами, качались над головой белые зонтики съедобной травы «пучки». Ведя лошадь в поводу, Андрей на ходу ободрал шкурку с сочной пустотелой трубки и вкусно захрустел.
— Смотри, Чен, на этом в тайге прожить можно. Недолго, конечно, но выбраться сил хватит.
В сизой предрассветной мгле, наполненной темными массами елей, в разрыве бледной полосы тумана вдруг блеснул лунный блик на угольно-черной воде.
Передовой кыргыз замер, указывая рукой вниз по склону:
— Бирюса. Там урус живет. Туда пойди.
— А вы? — спросил Мастер.
— Мы нет пойди. Домой, степь.
Провожатые забрали всех лошадей. Пришлось Андрею и китайцам забросить на плечи вьюки и идти пешком. Черная полоса воды расширилась, пересеченная пятнами лунной дорожки. В тумане проглянул глыбистый спуск к неширокой реке, на котором поднимались узкие высокие ели. Небо светлело, над размытыми еловыми верхушками повис молочно-белый диск луны. Плеснула вода, крикнула сойка в темной глубине леса. Неподалеку сонно взлаяла собака.
— Так, — остановив всех, тихо сказал Мастер, — там жилье. Что делаем?
— Я иду первым, — вызвался Андрей, — вы ждете здесь. Если все в порядке, я зову вас, если нет, уходите в тайгу.
Андрей посчитал себя обязанным предложить такой план. Здесь он был у своих — какими бы ни были русские этого времени, для него они в большей степени свои, чем для Мастера и Чена.
— Что ж, так и сделаем, — согласился господин Ли Ван Вэй.
Левая рука Андрея уже была без лубков — спасибо Мастеру. Он двинулся вперед, аккуратно, с перекатом ставя на землю ноги в мягких сапогах. Совсем бесшумной ходьбы не получалось, все же отвык он от тайги, но собака больше не взбрехивала. Шаг, еще шаг — снова плеснула вода, на этот раз явственно и близко. «Бобер, что ли, или выдра какая? — Андрей еще пригляделся. — Выдра… своего рода».
Из темной воды показалась женская голова, потом узкие белые плечи. Острая козья грудь, мокро блестящая в мутном предутреннем свете, ребра, видные под луной, небольшой втянутый живот. Темный треугольник под ним — мокрые волосы завернулись вниз хвостиком, с которого сыпалась прозрачная водяная струйка. Волосы на лобке были обведены складочками, переходящими в чуть располневшие бедра, круглые колени, гладкие длинные икры. Выбравшись, женщина отряхнулась — точь-в-точь, как собака, — потом, ступая белыми ногами по мокрой темной траве, перешла к кусту боярышника и наклонилась за рубахой. Сейчас Андрею стали видны круглые ягодицы, чуть широковатые по сравнению с худой, но крепкой спиной. Рубаху она надевала через голову — когда лицо и грудь скрылись в складках простого беленого полотна, а бедра прикрылись подолом, Андрей, двумя прыжками перескочив полянку, одной рукой плотно охватил тело женщины, стиснув ей руки, а другой рукой туго зажал ей рот. Тело ее резко дернулось в сторону, потом замерло, бессильно обмякнув.
— Сейчас пущу, не бойся. Только не ори. Ясно? Ясно?!! — яростно зашипел он. Женщина мелко закивала. Ее била крупная дрожь. Сдернув вниз подол ее рубахи, Андрей освободил ее лицо. Самое обычное, русское: правильный овал сходил в закругленный выступающий подбородок; нос прямой, с небольшой пипочкой на конце, мягкие щеки. Мокрые волосы двумя «рожками» обегали белый лоб. «Не особенно-то и молодая». От рубахи едва уловимо пахло коровой, парным молоком. И еще чем-то — сладковатым, смолистым дымком… «Ладан, кажется?»
— Одень это. — Шинкарев кивнул на сарафан. — Живешь здесь?
Она молча кивнула в ответ, понемногу успокаиваясь.
— Одна? Чего молчишь?
— Н-не.
— Глянь-ка, и голос прорезался! Говорят, вы тут лодки строите?
— Т-то т-там, на плотбище, — указала она дрожащей рукой куда-то в туман.
— Лодку мне надо. С кем бы поговорить насчет покупки?
— С тятей. Счас покличу! — метнулась она в сторону.
— Э-э-э нет, так не пойдет! — в последний момент Андрей поймал ее за подол. — Покличешь тятю, а выйдет десять лбов с кольями. А так ты у меня заложница. Вот теперь зови!
