— Пошли, пошли, еще бедолагу этого искать!
Лошадь обнаружилась неподалеку — мертвый кыргызин зацепился ногой за стремя, а кафтаном за какую-то степную колючку. Привязав его поперек седла, они тронулись было к дороге, как вдруг Чен остановился, вслушиваясь в ночной мрак. Издалека доносился нарастающий топот копыт — он стал четче, потом совсем приблизился, и глаза различили группу всадников, промчавшуюся по дороге.
— За нами? — шепнул Чен. — Ты где-то наследил?
— Представления не имею. Вроде бы нигде.
Они хлестнули коней и тоже двинулись по дороге, стремясь скорей уйти со странного места. Скоро дробный топот галопа вновь сменился мерной походной рысцой. Андрей с Ченом поехали рядом, лошадь с кыргызином чуть позади.
— Что ты подобрал? — спросил Андрей.
— Да так, странное что-то… Я сначала Ши-фу покажу, а уж он тебе, если сам захочет.
— Дело хозяйское. А кто там рылся?
— Бугровщики. В Китае таких полно, все могилы поразрыли. Странно только, что русские среди них. Или я ошибся?
— Да нет, вроде, не ошибся. — Андрей поправил левую руку, которую он подвесил на косынку, затем глянул, не съехал ли с седла мертвый кыргызин. — Интересно, как они с местными сговорились?
— Business is business, — пожал плечами Чен, — особенно ночной. Кстати, ты не сентиментален? Нет желания пообщаться с соотечественниками?
— Что я, братков не видал?
— Это правильно. Кстати, у меня есть предположение, что Красноярск, который мы собираемся посетить, как раз и населен такими вот братанами. Что ты об этом думаешь?
— Правая у меня в порядке. Да и левая скоро заработает, — ответил Андрей. — Разберемся.
Похоже, Чен и ждал чего-то в этом роде:
— Что ж, приятно слышать.
Лошади, пофыркивая, мерно рысили по темной дороге, покачивалось на одной из них остывающее тело. Впереди было тихо. Дрема вновь клонила головы, стягивала на глаза потяжелевшие веки. Где сейчас Мастер, где Таня, где кто? Да и сам-то он где? В пустоте между мирами несла его теплая живая лошадь, на бегу потряхивая ушами в черной — нет, уже чуть посеревшей предутренней мути. Чен прикемарил, голова упала на грудь.
Год назад Чен показывал Шинкареву Шаолиньский монастырь. Поездка туда была наградой за рискованную операцию, проведенную в азиатском порту. Заодно, по поручению Мастера, Чен должен был рассказать Андрею о китайских нравах и обычаях.
Андрей с некоторым волнением подошел к высокой красной стене, над которой нависал тяжелый выгнутый карниз кровли, покрытой толстой трубчатой черепицей. Черепица была старая, по ее темно-зеленой глазури сетью разбегались трещины. Ко входу вела высокая лестница, сложенная из серого гранита. Монастырь состоял из множества корпусов и дворов, отделенных друг от друга кирпичными стенами. Стены были окрашены грязноватой красно-розовой краской, понизу шел поблескивающий черно-золотой барельеф, изображающий драконов.
Дорожки и дворы были вымощены серыми шестиугольными плитками. Во дворах упражнялись монахи в просторных оранжевых одеждах, подпоясанных черными и желтыми поясами. Некоторым из упражняющихся Чен кивнул, как хорошим знакомым. Отвечая Чену, монахи улыбались, кивая и Андрею.
— Китайцы пожимают руки без поклонов, — говорил Чен, — и постоянно улыбаются. Улыбайся больше. Подарок протягивай обеими руками. Не бойся личных вопросов: семья, зарплата, даже группа крови. Ты тоже отвечай.
— Понятно. Еще что?
— Когда подзываешь человека, не ставь палец вверх — это обидно. Направь пальцы вниз и делай движения, как будто подгребаешь к себе. Дадут тебе визитную карточку — не клади ее в задний карман брюк, это тоже обидно. Только в передний или внутренний.
— Понятно.
— Сегодня в ресторане ты совершил ошибку. Оставил палочки торчащими из недоеденного риса.
— Этого нельзя?
— Так делают на кладбище. Сделать это в ресторане — все равно что пожелать смерти его хозяину.
— Почему ты говоришь о смерти?
— Именно на смерть завязаны все китайские церемонии. Ши-фу говорил как-то: «Церемонии — это игра, с помощью которой человек пытается поставить под контроль мир смерти». У этих, — Чен кивнул на монахов, отрабатывающих комплекс кунфу, — то же самое. Я не все понимаю, что говорит Мастер. Но он прав. Скажем, подарить часы — тоже пожелание смерти. Правда, только настенные или настольные. Наручные можешь дарить. — Андрей тогда машинально поглядел на свой «Ориент», купленный в Пекине за пару дней до визита в Шаолинь.
