— Коснемся. Вот так. «Красиво».
— Оставим след, — продолжал Мастер, — ведь след и есть настоящий знак Пути. Как сказал поэт девятого века Сыкун Ту: «Вот подлинный след: воистину, познать его нельзя. Облик воли только хочет родиться, а превращения уже творят новые чудеса!» Волна обгоняет любые усилия. Мы чуть-чуть, точно рассчитанным образом корректируем историю здесь, в семнадцатом веке. Волна отраженных событий проявится только в двадцать первом веке. Дойдя, волна «уляжется»— события станут естественными, своими для истории, и в то же время такими, как нужно… кому-то.
— И все-таки я не понимаю.
— Чего ты не понимаешь? — Китаец собрал принадлежности для письма, убрал куда-то чайник и чашечки.
— Вот смотрите — допустим, я живу в 2003 году…
— Допустим.
— Каким-то образом я попал, скажем, в 1660 год. Что-то натворил, пошла волна отраженных событий, я возвращаюсь в свой 2003 год, а там все идет иначе. Но ведь события 2003 года уже произошли, их нельзя менять задним числом.
— А 2005 год? 2010? То, что еще не прожито в твоем 2003 году — как быть с этим?
— Значит, какие-то силы — эти самые «подлинные божества»— перенесли меня из моего 2003 года в 1660 год, чтобы мое действие в этом году так вмешалось в волну взаимосвязанных событий, что это изменит еще не прожитое нами будущее — скажем, 2005 или 2010 годы. Так?
— Может, и так, — в голосе Мастера появилось нетерпение, он явно стремился закончить этот разговор.
— И что, постоянно так происходит? То есть постоянно устраиваются такие «переносы-экспедиции», корректирующие ход истории?
— Я этого не знаю. Но почему бы и нет?
— Мне это кажется странным.
— А мне кажешься странным ты. И что с того?
— Но как же люди живут, возвратившись в свое время? Помня все это? Почему они молчат? Или… они не возвращаются?
— Много ли стоят воспоминания о снах? — пожав плечами, ответил Мастер. — Кому они интересны? Кроме того, по возвращении с тобой поработают специалисты. Они внушат тебе так называемую «наведенную память».
— Что это?
— Гипноз.
«А вот хрен тебе, а не гипноз!»— подумал Шинкарев. Но промолчал.
— Ты будешь помнить некоторые вещи, которые ты якобы сделал во время своего отсутствия, — продолжал китаец. — Но и возвращаются не все. Я же тебе говорил — мало ли трупов находят в грязных парадных или вылавливают из рек.
— Но это значит, что и в нашем времени, то есть, например, в 2003 году, по улицам ходят такие вот «члены экспедиций», перенесенные из другого времени. Так?
— А разве можно довериться благоразумию людей того же 2003 года: их атомной бомбе, их озоновым дырам?
— Я не о том, — сказал Андрей. — Люди! По улицам наших городов ходят люди, с виду вполне обычные. Есть ли среди них «члены экспедиций», вроде нас?
— По нашим улицам ходит великое множество необычных людей. В том числе и членов таких экспедиций.
— Тем более хочу знать, что я делаю и против кого!
— Что-то ты в Москве не очень хотел знать, кого придавил и зачем, — в голосе китайца послышалась угроза, — да и Тане своей просил помочь, не особенно разбираясь, что я должен для этого сделать.
— Я хочу знать! — упрямо произнес Андрей. — Я должен!
— Ну что с тобой поделаешь, — вздохнул Мастер, — будешь ты знать. Но не сейчас, извини, времени уже нет. Вставай, пошли!
Они поднялись и вышли в темноту, наполненную светом звезд над черными силуэтами гор и тихим плеском большой воды, безостановочно стремящейся куда-то.
Пока Андрей и Мастер беседовали в кубрике, команда успела убрать парус, завернув его на рею. Дощаник шел самосплавом, на носу был виден черный силуэт Чена, вдоль бортов разместились гребцы-солдаты. Осторожно обходя ящики с чаем, Андрей задел один из них. Внутри звякнуло.
«Хороший чаек. Интересно, холодный или огнестрельный?»
Глаза постепенно привыкли к темноте, различая на гребцах кольчуги и шлемы, пристегнутые сабли, длинную пищаль, прислоненную к мачте. На судне знакомая атмосфера полной собранности, сосредоточенной, несуетливой готовности в бою.
Выйдя на нос, Мастер обменялся с Ченом несколькими китайскими фразами, затем оба умолкли, в полной тишине вглядываясь в темноту.
