Еще одно утро поднялось над Енисеем, затянув туманом его широкую долину. Кыргызское войско, дойдя до края степи, остановилось в подтаежной, холмистой местности, где плавные, травянистые склоны перемежались с легкими березовыми рощицами. Кыргы-зы варили еду, сворачивали ночной табор, завьючивая своих мохнатых верблюдов. До Красного Яра путь был не близок.
Просидев всю ночь в тальниках на Татышевом острове, перед которым малая речка Кача впадала в Енисей, Чен в тумане двинулся домой. Ружья были потеряны, но Мастер сказал, что это не главное. Главное сейчас — увидеть его самого. У Чена тоже кружилась голова, к тому же ночью пошла носом кровь — видимо, перенапрягся, задержав под водой дыхание. Он незаметно подобрался к стене Большого города и ловко, как кошка, залез по торцам бревен, выступающих на рубленом углу. Спустившись с другой стороны, спокойно пошел по улице, направляясь к избушке.
В это же время к противоположной стороне Большого города, к мосткам енисейской пристани, подошла долбленая лодка-однодеревка. Сидящий в ней высокий светловолосый мужик спустил парус, привязал лодку к мосткам и направился вверх по наезженному взвозу. Ожидая открытия ворот, он сел на корточки, прислонившись длинной спиной к теплым коричневым бревнам стены, и задремал, утомленный непрерывным суточным плаванием. Наконец, ворота открылись, мужик вошел в город и направился в знакомый дом староверки Марфы. Попив чаю в малой горнице, под образами уральского строгановского письма, в сопровождении рыжей Аграфены он двинулся на другой конец Посада, где поселился старый китаец с двумя странными спутниками.
Показав ему дорогу, Рыжая ушла к городским воротам, где ее уже ждали двое староверов верхами, со свободной лошадью. Все трое покинули город, спешно направляясь в раскольничий скит.
Мастер сидел в избушке, в компании Чена, который, раздевшись догола, развесил мокрую одежду над очагом.
— Чен… — сказал пожилой китаец.
— Да, Ши-фу…
— Сейчас ты едешь к хану, потом, вместе с кыр-гызами, пойдешь на штурм Красноярской крепости.
— Да, Ши-фу, — повторил Чен. — А как же совершение Обряда? Все ли готово?
— Для Обряда все готово — огонь будет зажжен, жертвы будут принесены.
— Кто овца на этот раз? — спросил Чен, начиная одеваться.
— Найдется. «Увести овцу, попавшуюся под руку», советует Сунь Цзы. Так мы и сделаем.
Пожилой китаец замолк, покусывая губы, потом решился.
— Жертвоприношение будет совершено, и наше дело будет сделано. Но есть дело сверх того. Если ты увидишь, что у кыргызов есть шанс взять Красноярскую крепость, помоги им это сделать. Решение примешь сам.
— Что вы говорите, Ши-фу? Вы же сказали, что победа не должна достаться никакой стороне.
— Если кыргызы не возьмут эту крепость, впереди будет большая кровь. Страшная кровь. Если возьмут, ее будет меньше — может быть… К тому же это может иначе повернуть позднейшую историю — ив двадцать первом веке над Красноярском все же построят нашу комендатуру…
Мастер говорил неуверенно, останавливаясь, надолго замолкая.
— Простите, Ши-фу… — так же неуверенно возразил Чен, — не запретно ли вообще то, что мы делаем? Вы сами меня учили — «Нельзя манипулировать прошлым». У этой крепости своя история, и если она ни разу не была взята…
— Что такое история? Лишь пыльные бумаги. В забытом архиве найдут старый документ, по случайности не съеденный мышами, и выяснится, что Красноярск был-таки однажды взят. Кстати, архивы в Сибири были в ужасном состоянии, а многие документы намеренно уничтожались. Так что не тревожься об этом.
— Да, Ши-фу. Значит, речной десант… А если Андрей узнает? Он русский. Он встанет против нас, если поймет, в чем дело.
— Ему будет не до того — это я тебе гарантирую. Езжай, мальчик, и удачи тебе! — неожиданно мягко сказал господин Ли Ван Вэй, обняв Чена.
Андрей Шинкарев, второй ученик Ли Ван Вэя, в это время валялся на деревянном полу крепостной тюрьмы, уткнувшись лицом в грязную солому. Андрею было худо. Его мучило головокружение и противная слабость. Но его соседу было куда как тяжелее. Этого бедолагу, с вывернутыми руками и спиной, до костей изодранной кнутом, к Шинкареву «подселили» ночью.
