Поначалу я пытался подавить это космополитическое чувство. Я настойчиво убеждал свой желудок:
— Послушай, желудок, гусиная печенка — это гадость. Не нужна она нам. Лучше, приятель, покушаем прекрасные, спелые черные оливки, не так ли, и станем крепкими и здоровыми, как деревенский бык в период гона.
Но мой желудок этого и слушать не хотел. Он продолжал держаться декадентской, утонченной пищи, на которой вырос.
Но я уже не мог, как прежде, исполнять его желания, поскольку переселился в другую местность, где был только один маленький трактирчик[16]. Он принадлежал известному Нафтали, переселенцу из Ирака.
Когда я первый раз пришел к Нафтали, мой желудок болезненно передернулся от представшего зрелища. Нафтали стоял за своей стойкой, с улыбкой рассматривая меня, и его загадочности мог бы позавидовать любой сфинкс. На стойке стояли многочисленные полуфабрикаты неопределенного вида от Техниколор[17], а позади, на полке, — готовые к прыжку сосуды с разнообразными, разноцветными пряностями. Вне всякого сомнения, я попал в истинно арабскую лабораторию ядов.
Но прежде, чем я собрался ретироваться оттуда, мой желудок просигнализировал мне о томительном чувстве голода.
— Что у вас есть сегодня? — спросил я, недолго думая.
Нафтали уставился в точку приблизительно в пяти сантиметрах от моей головы и с готовностью ответил:
— Хумус, меши с бургулем или вус-вус.
Трудный выбор. Хумус отдаленно напомнил мне латинскую поговорку, но вус-вус было совершенно новым словом.
— Принесите мне вус-вус.
Фантастическая комбинация омлета, риса, кусков мяса и мятного соуса, поданная мне Нафтали, была ужасна на вкус, но я не хотел дать ему даже повода для насмешек. Более того: я хотел произвести на него впечатление.
— А есть у вас еще что-нибудь? — поинтересовался я как бы между прочим.
— Так точно, — ухмыльнулся Нафтали. — Хотите кебаб-бахарат, шашлык-эльфа, нарезанный сехон или, может быть, немного шмир-шмира?
— Понемногу всего.
К такому решению я склонился еще и потому, что не знал ни одного из этих экзотических названий. Я ожидал, что Нафтали мне принесет пряный паштет, липкий компот или клейстер. Ничего подобного. Он поставил передо мной этакий лабораторный стол, на котором смешал пару сырых верблюжьих кишок с сушеной рыбой, посыпал все огромным количеством перца и вдобавок залил невообразимым объемом масла, смолы и серной кислоты.
Всего пару недель спустя я уже покинул больницу и смог снова приступить к работе. Если не считать постоянные приступы головокружения, я чувствовал себя довольно неплохо и понемногу начал забывать эту жуткую трапезу. Но что делает судьба? Она выкидывает со мной новые шутки.
Как-то раз, проходя домой мимо змеиного логова Нафтали, я увидел его ухмыляющегося в дверях заведения. Моя гордость не позволяла пуститься наутек от этой ухмылки. Я вошел, засвидетельствовал Нафтали свое почтение и сказал:
— Мне бы хотелось чего-нибудь остренького, приятель.
— Будет сделано! — засуетился Нафтали. — Прикажете первоклассный кибах с камоном или хаши-хаши?
Я заказал комбинированную двойную порцию, которая представляла собой соединение археологических раскопок всех ингредиентов древнеперсидской кухни с добавлением некоторого количества гипсовой пудры как гарнира. После того, как я эту драгоценную находку продавил вниз, можно было приступить к десерту.
— Вам сварси с миш-мишем или паклаву с сум-сумом?
Я съел оба. Правда, следующие два дня мой организм был абсолютно бесчувственен и я, шатаясь, бродил по окрестностям, как сомнамбула.
Только этим я могу объяснить, что в следующий раз, когда я увидел ухмыляющегося Нафтали, то снова зашел в его гадючник.
— Что позволите подать сегодня, дружище? — спросил он выжидающе, презрительно растянув уголки рта.
И тут на меня снизошла божественная искра, воспламенив мою гордость и талант импровизации. В следующее мгновения я открыл для себя два совершенно новых персидских национальных блюда:
— Порцию кимсу, — заказал я, — и, пожалуй, сбаги с куб-кубом.
И что произошло? Что, спрашиваю я вас, произошло?
А произошло то, что Нафтали с вежливым "сию секунду" скрылся в глубинах своего мрачного притона и уже через короткое время поставил передо мной некое подобие репы, обложенной бараньей ногой.
