Не то, чтобы я был против мужчин, занимающихся домашним хозяйством.
Наоборот, есть много дел, которыми я и впрямь люблю выполнять сам, например, делать покупки. Это уже давно является моим тайным хобби. С самого начала я предложил жене самому заполнять холодильник. Она с удовольствием приняла мое предложение, потому что придерживалась точки зрения, что это мужское дело — тащить домой тяжелые пакеты с провизией. Признаться, когда я хожу за покупками, пакеты особо тяжелые. Я просто не в состоянии устоять перед продуктами, каких бы форм и цвета они ни были, если эти формы и цвет принимают вид салями. Все производители деликатесов знают мою слабость и бессовестно пользуются ею.
— Рад услужить, милостивый государь, — вежливо говорит, например, наш любимый продавец Иосиф. — 150 грамм "мортаделлы"?
И прежде, чем я могу протестовать, он уже кладет увесистую порцию пикантной вкуснятины на весы:
— Чуть-чуть больше, чем 200 грамм. Ничего?
— Ничего.
— Получилось ровно 320 грамм, — уточняет Иосиф. — Не против, — я добавлю до 400 грамм. Нет? Как я угадал! Не потрудитесь пройти к кассе? Вот, пожалуйста, с вас за полкило "мортаделлы".
Или:
— Я бы хотел 100 грамм лимбуржского сыра, — извещаю я Иосифа, после чего он кидает на весы целую глыбу и спрашивает меня: — Пусть уж будет полтора кило?
Лично я не считаю себя другом супермаркетов, прежде всего потому, что мне в них все время кажется, будто я качу перед собой детскую коляску, а это занятие не вполне соответствует моей жизненной философии. Кроме того, я до сих пор страдаю от травмы, нанесенной неистовой покупательской истерией, что вспыхнула в нашей семье, когда у нас в районе открылся первый супермаркет.
Прямо у входа клокотала опасная для жизни давка. Нас прижали друг к другу, как — действительно, они там тоже были:
— Сардины! — закричала моя жена в диком восторге и сделала достойный пантеры рывок прямо к торговому прилавку, находящемуся в стратегической середине зала и окруженному бесчисленным количеством домохозяек, продирающихся с помощью клыков и когтей. Составленные в штабели коробки сардин могли вдохновить на кругосветное путешествие: тут были французские, испанские, португальские, итальянские, югославские, албанские, кипрские и местные сардины, были сардины в масле, томатном соусе и в йогурте.
Моя жена облюбовала норвежские сардины и прихватила вдобавок еще пару баночек неизвестного происхождения.
— Здесь все настолько дешевле! — восклицала она.
— Но мы же не взяли с собой денег!
— В моей сумочке по случаю есть немного.
При этом она ухватила тележку для покупок на колесиках и сложила туда все одиннадцать банок сардин. Просто из любопытства, только чтобы посмотреть, что это, собственно, такое, положила она туда и банку с надписью "Золотой сироп". Внезапно она побледнела:
— Рафи! Боже мой, где Рафи?
Мы чувствовали себя, как родители, чей едва полуторагодовалый ребенок исчез под копытами мчащегося стада быков.
— Рафи! — кричали мы оба. — Рафаэль! Любимый!
— Отдел игрушек, второй блок слева, — сжалился над нами какой-то сострадательный продавец.
В следующее мгновение наши барабанные перепонки разорвал взрывоподобный грохот. Супермаркет сотрясся до фундамента и подпрыгнул. Мы облегченно вздохнули. Рафи добрался до искусственной пирамиды из пятисот банок консервов и с безошибочным инстинктом малыша вытащил центральную подпорную банку из нижнего ряда.
Чтобы утешить нашего маленького любимца от перенесенного шока, мы купили ему парочку сластей, меда, швейцарского шоколада, голландского какао, немного газированного кофе и коробку трубочного табака. Запихивая эти мелочи в нашу тележку, я обнаружил там несколько пузырьков духов, дюжину записных книжек и килограммов десять свеклы.
— Жена! — воскликнул я. — Это не наша тележка!
— Не наша? Ну, и что!
В этом ответе, несомненно, что-то было, поскольку обмен обеспечил более выгодный ассортимент, чем мы имели. В нашей новой тележке находился еще и неплохой набор первосортных сыров, разноцветных десертов, банное полотенце и веник.
— Все, что нам нужно, — сказала жена. — Спрашивается только, чем нам платить.
