В высшей степени добрый и приветливый к друзьям, врагам он был страшен. Упорный в тяжелом труде, он с удовольствием подчинялся чувству дружбы, питая более пристрастия к прекрасным делам, чем к прекрасным телам. Одерживая успехи, он мог сохранять умеренность, так же как в трудных и опасных предприятиях — бодрость духа. Обаяние его проявлялось не в умении сказать острое словцо, а в образе поведения, величие души — не в дерзости, а в суждении и мысли. Презирая кичливых людей, он был умереннейшим из умеренных. Он привлекал к себе внимание бедностью одежды, а войско его — сверкающим снаряжением. Ограничивая себя в необходимом, он щедро одарял друзей. Вдобавок к этому, он был самым опасным противником, но проявлял редкую гуманность, одержав победу. Врагам было невозможно его обмануть, по отношению же к друзьям он был самым доверчивым человеком. Постоянно оберегая своих друзей, он всегда стремился нанести ущерб противнику. Близкие называли Агесилая заботливым родственником, обязанные ему — надежным другом, те, которым он сам был обязан, — признательным человеком, ставшие жертвой обиды — защитником, а соратники по опасностям — первым после богов спасителем. Как мне представляется, он единственный из людей доказал, что телесная сила человека стареет, но сила духа доблестных мужей всегда остается юной. Он неустанно стремился стяжать себе великую и прекрасную (славу, даже тогда, когда)[485] тело его уже не могло соответствовать устремлениям и силе его духа. И действительно, разве не казалась его старость более привлекательной, чем юность любого другого человека? Кто, находясь в расцвете сил, бывал так страшен врагам, как Агесилай, находившийся уже на склоне своих лет? Чья кончина более всего обрадовала врагов, хотя умер он уже в старческом возрасте? Кто больше Агесилая мог вселять бодрость в союзников, хотя он уже заканчивал свой жизненный путь? По какому юноше друзья скорбели так сильно, как по Агесилаю, хотя он и скончался, достигнув глубокой старости? До такой степени с пользою для отчизны прожил свой век этот человек, что, даже и после смерти своей продолжая служить государству, достиг последнего и вечного пристанища,[486] повсюду на земле оставив памятники своей доблести, а в отечестве своем удостоившись царского погребения.
