- С вами поседеешь, - сказал он. - Ты хоть сознаешь, что под счастливой звездой родился?
- Ага. Я не в той могиле был, куда Марат спускался?
- Нет, конечно. Там мы все тщательно заделали. Но появляются новые провалы.
- Каким образом?
- Естественным. Почва выветривается, вымывается. Завтра первым делом осмотрим это место и закупорим лаз.
- А это не грабительский лаз?
- Там нечего грабить. Только язычники клали покойнику то, что в будущей жизни может пригодиться, в частности, ценности. В мусульманских могилах, кроме трупа в саване, ничего нет.
- Откуда тогда кувшин и монета?
К этому времени вокруг начали собираться ребята, вернулись Лева с Маратом и Рафиком. Пришедшие требовали, чтобы им тоже все рассказали. Гера смотрела на Паштета подозрительно блестящими глазами. А потом кто-то заметил, что рубашка у Паштета на спине в сукровице - промокла.
- Ну-ка, покажи! - велел Лерыч. - Снимай рубашку, снимай. А почему молчал?
Всей оравой отправились к клубу, где хранилась аптечка.
- Прижигать будете? - со страхом спросил Паштет.
Лерыч промыл спину перекисью водорода, намазал мазью, вдвоем с Левой перебинтовали его. Марья Ивановна пришла, чтобы ахать и ворчать. Варя принесла фотоаппарат - мелькнула вспышка. Она запечатлела Паштета с перебинтованным торсом и кувшином в победно поднятой руке. А Гера сказала басом:
- Верблюды моих раздумий сказали мне, что ты козел! Офигеть можно от твоих безобразий! А если бы с тобой что случилось?!
А Варя взяла его за руку и слегка пожала, в этом легком пожатии было сочувствие. Паштет пребывал на вершине счастья от всеобщего внимания.
Лерыч зажег настольную лампу и осторожно, ножом и шилом, стал удалять глиняную пробку из кувшина.
- Может, там клад? - спросил кто-то.
- По весу не похоже.
- Наверно, просто глина забилась?
- Нет, горло было замазано.
Лерыч сдул пыль и глиняную крошку с горловины, еще ковырнул, поддел ножом и вынул по кусочкам пробку. А заглянув в горлышко, застыл с изумленной миной на лице.
- Дайте-ка пинцет, - попросил он, аккуратно подцепил что-то в кувшине, пошевелил и покачал головой. - Какой-то бумажный свиток, обернутый в кусок шелка.
Кувшин пошел по рукам, его подносили к свету, заглядывая внутрь, а Лерыч только просил:
- Тихонько. Не трясите. Не дышите на него.
- Давайте достанем, - торопили его, но Лерыч остудил любопытных.
- Трогать нельзя. Завтра, как специально, Турдали-ака едет в Самарканд, он отвезет кувшин в лабораторию, и рукопись достанут со всеми предосторожностями. Мы ее не сможем аккуратно вынуть, а если и вынем, она у нас в руках рассыплется.
- Жаль, - разочарованно протянул Паштет. - Может, там что-то важное.
- В любом случае что-то очень интересное. Какого века кувшин, как считаете? - спросил Лерыч.
- Четырнадцатый-пятнадцатый век. Обычный кувшин для воды, - определил Рафик. - И если это важное известие терпело пятьсот лет, еще немного подождет. Но ужасно любопытно.
- Мы его все равно не прочли бы, - сказал Марат. - Там по-персидски написано или по-арабски, или еще по-каковски - не знаю.
- Посмотри-ка, Марат. - Лерыч протянул ему монету. - Из того же погребения.
- Медный караханидский фельс, - определил тот. - Одиннадцатый век.
- А почему кувшин пятнадцатого? - спросил Паштет.
- Потому что монета была в земле за несколько столетий до того, как там оказались покойник и кувшин.
- С фельсом - логично, - сказал Паштет. - С покойником - логично. Но откуда кувшин взялся?
- Кое-что, возможно, прояснится при вскрытии погребения. Теперь это придется сделать. Ну а полная ясность будет, когда достанут и прочтут бумаги, - пообещал Лерыч.
Все были очень довольны, что предстоит вскрывать могильник, до сих пор-то только гончарные печи рыли. Но Лерыч остудил восторги: «Сначала закончим текущую работу с печами. Через недельку и приступим». Он завязал горлышко кувшина полиэтиленом и тщательно упаковал. Кто-то вызвался отнести кувшин в кишлак, но Лерыч с усмешкой сказал: «Нет уж. Утром сам отнесу».
- Спать все равно рано, а вы обещали рассказать про самаркандских Ромео и Джульетту, - сказала Гера. - Слабо?
