Ей казалось, она похожа на того самаркандского ослика, что застыл на проезжей части и стоял среди криков и несущихся машин совсем один. Он был одинок и недосягаем для этого грубого мира, но подошел Паштет, и ослик его и увидел, и услышал, и пошел за ним. Гера задала Паштету вопрос, бывает ли ему одиноко? Тот ответил: «Не-а», - и вдруг подозрительно спросил: «А почему тебя это волнует?» И Гера поняла - бывает.
Вокруг сновали майны - индийские скворцы, крупные, черные, с желтой стрелкой у глаза. Как-то она увидела совсем рядышком небольшую птаху, которая бегала по стволу вверх-вниз и остреньким клювом тыкалась в трещины коры - собирала еду. Проворная птичка, должно быть, не заметила Геру, а если и заметила, то не почувствовала боязни. Потом Гера спрашивала у Рафика, и он сказал, что это поползень, а может, пищуха. Но, вероятнее, поползень, пищухи не ходят по деревьям головой вниз.
На дереве шум лагеря слышался смутно, будто за незримой стеной тишины и птичьих голосов. И она вспоминала маму, которая тоже хотела ездить в экспедиции. Хотела, а смирилась, когда не вышло! Но это же от нее зависело - добиваться, чего хочет. А может, не от нее. Она выбирала: отец или интересная работа. Что важнее? Если бы она выбрала экспедиции, то не родилась бы Гера. А теперь мама не очень-то счастлива в личной жизни и работу свою не слишком любит. Вот он, выбор! Нельзя ли выбрать и то, и это? Все?! Как бы умудриться так выбрать?
Глава 20
КТО УБИЛ ЖЕНУ УЛУГБЕКА?
Кто сказал, что размеренная спокойная жизнь плоха? Потом, в Петербурге, Паштет будет вспоминать последние тихие дни, как самые счастливые, хотя именно ему все последующее принесло славу, о которой он мечтал. И Варя вспомнит, как они цепочкой шли холмами. Впереди Лерыч, в широких полотняных брюках, распахнутой рубашке, с висящим на голой груди биноклем, пятерней на ходу расчесывал волосы и закладывал их за уши. Чем-то он напоминал мальчишку и учителя одновременно, а еще - кого-то из героев Жюля Верна. Гера вспомнит, как Лева перевозил их в резиновой лодке на левый, низкий берег, заросший тростником, талом и джидовником, а рядом плыла целая эскадра мальчишек. Как отсюда был красив шахрухиинский берег, обрывистый, с вертикальными причудливыми складками, дырочками птичьих гнезд и выходами от труб древнего водопровода. Невдалеке торчал гигантский глиняный столб - «палец», указующий в небо.
По галечнику дошли до старого мелководного русла Сырдарьи, петлей отходящего от нее. Лева остался удить с лодки. Рафик отдал Марату удочку еще в лагере, а теперь исчез где-то в зарослях возле воды. Остальные, нанизав червей, застыли над поплавками. Иногда в отдалении показывался Рафик, искал что-то, переворачивал камни, шевелил траву.
Вода кипела, всплески раздавались то здесь, то там - рыба играла. Место было хорошее, проверенное. Но ни у кого не клевало. Только Абдулла поймал судачка.
- Не везет в рыбалке, повезет в любви, - бодро пропел Паштет.
- Лерыч, а была у них любовь? - спросила Гера. - У ханов-султанов? Десять жен, сорок наложниц… Какая уж тут любовь?
- Конечно, была. Вот как писал один из прямых потомков Тимура, основатель государства и династии, Бабур! - отвечает Лерыч и декламирует:
Из-за черных кудрей нет предела мученьям опять,
Из-за черных бровей жизнь моя потемнела опять.
Я ребенку прелестному сердце вручил, но боюсь:
Разобьет его это дитя неумело опять!
- Это не считается. Поэзия одно, а жизнь - другое.
- В таком случае вот тебе история про любимую жену Улугбека - Ак-Сарай-ханике. Однажды предсказатель предрек Улугбеку, что через несколько дней умрет его первая жена, а со второй, Ак-Сарай, он разведется. Улугбек, естественно, не поверил. Первая жена была здорова, а вторую, Ак-Сарай - дочку хана, он очень любил и не расставался с нею. Но через несколько дней первая жена и в самом деле умерла, а вторая, горячо любимая, так бурно выражала свою радость по этому поводу, что опротивела Улугбеку, и он с ней развелся.
- А можно было развестись?
- Запросто. По мусульманскому закону - шариату муж трижды повторял: «Ты разведена». Вот и вся процедура.
