– Да, прекрасная мысль, – с надеждой сказал Син.
– Да, прекрасная, – согласился Ким Чен Ир. – Интервью с западными журналистами тоже недостаточно. Мы можем действовать агрессивнее. Вы с Чхве открываете свою киностудию, вы устроились. Даже если у вас другие планы, все равно вы можете прекрасно жить здесь. И, кстати, опять приехал Юн И Сан [южнокорейский пианист-экспат, которого Ким безуспешно пытался похитить], – соврал он. – Хотите познакомиться?
– С удовольствием.
– Вот и познакомитесь. Только придется сказать ему то же самое: вы счастливы в Северной Корее и все такое.
– Да, я понимаю. Я знаю, что многие так же наивны, как прежде был я, – ответил Син, изображая перевоспитанного.
Ким засмеялся.
– Ну, скажете Юну, что вам тут хорошо и мы, может, если понадобится, поедем в ФРГ, скажем, снимать, – но, конечно, сначала надо будет тут разобраться с формальностями.
– Да, конечно. Это будет логично – гражданство же у меня здесь. Вы меня просто восхищаете.
– Вот и хорошо, – ответил Ким и повесил трубку.
В 1984 году, признав, что экономика Северной Кореи двигаться своим ходом больше не в силах, Ким Чен Ир слегка упростил инвестиционные правила и провел новый закон о совместных предприятиях, который поощрял отдельные компании искать финансирование и партнеров по совместному производству за рубежом. Закон привлек в страну только инвестиции японских корейцев, поддерживаемых «Чосен Сорен», но Ким Чен Ир считал, что доходным экспортным товаром могут стать фильмы – особенно фильмы Сина. В КНДР экспортные товары были редкостью – страна продавала разве что некоторые минералы, в основном цинк и уголь, а в последние годы – ядерное оружие. В июле 1984 года Ким одобрил первую поездку Син Сан Ока и Чхве Ын Хи в Вену ввиду открытия там европейского отделения.
Для него эта поездка была очередным шагом к повышению престижа Северной Кореи. А для Сина и Чхве идеальной лазейкой – если бы в Вену удалось добраться им обоим. В первый раз Чхве пустили лишь до Будапешта – дальше Син полетел один. Сбежав, он оставил бы Чхве одну. (То же правило давно применялось к северокорейцам, которые ездили за рубеж по государственным делам: им полагалось жениться, чтобы в случае невозвращения оставить в заложниках жену и детей.)
В Вене с Сином с утра до ночи дежурили «трое или четверо» северокорейских сотрудников. Они поселились в соседнем номере отеля «Интерконтиненталь» и, как обычно, конфисковали у Сина паспорт в аэропорту прямо за паспортным контролем. Первый день Син провел, как ни смешно, в «Банке Америки» – открывал счет, куда планировалось переводить средства Ким Чен Ира: они уговорились после открытия офиса хранить ежегодный бюджет в три миллиона долларов в Вене. Син открыл счет на «Син Фильм», указав адрес сотрудника северокорейского посольства, и внес туда первые десять тысяч долларов. Когда оператор спросил, потребуются ли для управления счетом другие подписи, Син покачал головой и расписался. Право на платежи и снятие средств будет у него одного.
Закончив дела в банке, Син приступил к поискам офиса, и на каждом шагу его сопровождали кураторы. Спустя десять дней Син вернулся в Будапешт, а оттуда они с Чхве полетели в Пхеньян. Оба продолжали втираться в доверие к Ким Чен Иру. Когда один японский журнал опубликовал интервью, в котором Син отрицал факт похищения и утверждал, будто живет на свободе в Восточной Европе, Син тотчас отправил экземпляр Киму; тот перезвонил, очень довольный, и санкционировал дальнейшие поездки на Запад.
Отношения Сина и Чхве с их тюремщиком строились странно. С годами у Ким Чен Ира сложилась репутация гуманного и заботливого главы студии – во всяком случае, среди тех, кто был ему верен. По данным из официальных источников и от перебежчиков, он был добр и щедр с подчиненными, хотя временами становился непредсказуем, угрюм и раздражителен. Он нередко приходил на площадку, «без церемоний» общался со съемочной группой, расспрашивал о личной жизни и профессиональных делах, иногда обещал решить возникшие проблемы, точно глава мафиозного клана у Копполы. Иногда он торчал на площадке с утра до ночи. К Сину, впрочем, он заходил реже – может, не хотел, чтобы новый протеже нервничал под бдительным надзором.
