Что говорится дальше, на кассете не слышно, а затем Ким извиняется:
– Простите, что мы вас пока не радовали. Наши люди… они упрямые. Я боюсь, у нас окажется худшее в мире кино. Вот что будет, если не примем меры сейчас же.
– Любимый руководитель, вашим сотрудникам повезло работать под началом такого киномана, – заметил Син.
– Наверняка они довольны, – прибавила Чхве.
– Стараться надо лучше, – ответил Ким. – Они даже прикрываются мной, если стараются, но им не удается повысить уровень нашего кино.
– Надо же, – сказал Син.
Затем они заговорили о конкретных фильмах, и всплыла «Звезда Кореи». В этот восьмисерийный эпик Ким вложился без остатка, даже взял на главную роль безвестного актера и отправил его на серьезную пластическую операцию, чтобы тот стал похож на великого вождя в молодости (после съемок актера «отправили на производство», и больше он никогда нигде не снимался). И все равно кино выходило бессильное и безжизненное.
– Публично об этом не скажешь – неловко, – признался Ким Чен Ир. – «Звезда Кореи» – историческое кино. Для тех, кому трудно читать книги по истории, сойдет, но не искусство. Можно было лучше – художественнее, тоньше. – Син согласился, и Ким продолжил: – За все, что получает народ, платит государство. Людям не надо драться за еду. И для сценаристов их работа – все равно что хобби. Не нужно беспокоиться, как заработать на пропитание. Я нашим пропагандистам говорил, что это серьезная проблема социализма: нет стимулов добиваться успеха.
– Может, создать премию? Чтоб кинематографисты добивались ее? – предложил Сии.
– Творческим объединениям, наверное, подойдет. А со съемочными группами что делать? Им даже не приходит в голову экономить пленку. Тратят налево и направо – не они же за нее платят… Кинематографисты работают шаляй-валяй. Новых идей у них не водится. Одни и те же выразительные средства, вечно длинноты, сюжеты уже в зубах навязли. В каждом фильме все плачут и рыдают. Я им не велел такое изображать, – с жаром добавил Ким Чен Ир, снова уходя от ответственности. – Не знаю, почему они так снимают…
Повисла краткая пауза, а затем он заговорил увереннее:
– Это просто переходный период, мы нашу проблему с кино решим. Я преодолею все преграды. Люди должны открыть глаза и понять, что такое творческая натура. Я [могу] сказать правду только вам двоим. Буду благодарен, если она останется между нами.
Самонадеянный, властный, кичливый молодой руководитель обращался к старшим официально, называл их учителями, да еще просил помощи и совета – необычайно, нереально и однако происходило взаправду. Почти всю встречу Ким Чен Ир старался ублажить гостей и теперь перешел к делу.
– Чтобы развивать [наше] кино, – сказал он Сину, – вы должны стать образцом, и наши кинорежиссеры сами будут вам подражать. Вы сыграете первопроходца. За этим я вас сюда и привез, но этим ваша роль не ограничится. Само собой, вы скажете, что бежали на Север добровольно, а демократия Юга – враки. Туфта под маской антикоммунизма. Подлинной демократии там нет. Только антикоммунизм и вмешательство в творческий процесс. Вы скажете, что вашу творческую свободу ограничивали, и поэтому вы бежали на Север, где вам гарантирована настоящая свобода, свобода искусства.
Значит, Сину и Чхве предстояло не только снимать для Кима кино. Он хотел, чтоб они рекламировали Северную Корею, олицетворяли ее превосходство. В профессиональном смысле они останутся режиссером и актрисой, но еще им надлежит сыграть премьера и примадонну в бредовом северокорейском нарративе.
Ким понимал, что такой истории не поверят, особенно после того, как Син и Чхве пропали на пять лет. Но он знал, как решить эту проблему. Никто не сделает скоропалительных выводов о том, что оба они пленники, поскольку пленниками они не будут.
Он пошлет их за границу.
