Ботаника, скорее всего, ограничивалась изучением лечебных трав, которые использовали как профессиональные врачи, так и «знахари» из народа. Это приводит нас к вопросу о древнерусской медицине. Уровень медицины в Киевской Руси, по всей вероятности, был выше уровня знаний по естественным наукам. Во-первых, из летописей мы знаем, что на Руси практиковали сирийские и армянские врачи. Сирия входила в сферу арабской науки, армянская медицина тоже была высоко развита. Во-вторых, можно предположить, что каждый хороший врач, русский и иностранный, распространял медицинские знания, обучая своих ассистентов. Из «Русской правды» мы знаем, что в случае нанесения увечий в драке обидчик должен был не только выплатить компенсацию пострадавшему, но и оплатить услуги врача. Очевидно, практика обращения за помощью к врачу была широко распространена, и количество докторов должно было быть значительным. В некоторых княжеских указах и церковных уставах упоминаются больницы, организованные церковью. Мало известно о медицинских знаниях волхвов и знахарей. Видимо, многие их средства и рецепты составили основу так называемой народной медицины последующих периодов. Следует отметить, что волхование строилось не только на предрассудках. В медицинской практике волхвов были также элементы настоящей интуиции и здравого рассудка, особенно в использовании лечебных свойств трав, массажей, припарок и так далее.
Русский вклад в географическое знание был значительнее, чем в другие области науки. У русских того периода, кажется, было больше интереса и склонности изучать историю и географию, чем другие отрасли как гуманитарных, так и естественных наук. Первая история Руси – «Повесть временных, лет» – в определенном смысле и географическое исследование, а не только историческое.
В то время как общее географическое вступление в «Повесть» построено на общепринятых библейских и христианских понятиях, конкретная информация о районах расселения славянских племен поразительно точна и обнаруживает мастерство составителя в трактовке вопросов географии274.
Знаменательно, что мы находим чрезвычайно точные географические данные даже в русских поэтических произведениях того периода, особенно в знаменитом «Слове». Понимание русскими важности точной информации в географических исследованиях демонстрирует измерение князем Глебом в 1068 г. глубины Керченского пролива275.
Из русских путевых заметок сохранились две работы, обе описывают паломничества в Святую землю. Первая – «Хождение отца Даниила Киевского», посетившего Иерусалим в 1106 – 1107 гг., вторая принадлежит Добрыне Новгородскому, который совершил паломничество в 1200 – 1201 гг. Даниил начинает свое повествование с Константинополя, а не с Киева, что огорчительно с точки зрения изучающего русскую историю и географию. Он прошел через Мраморное море и пролив Дарданеллы к острову Родос, затем двигался вдоль берегов Ликии к Кипру и Яффе и так достиг Иерусалима. На обратном пути у берегов Ликии он подвергся нападению пиратов, но спасся, возвратился в Константинополь и затем на Русь.
Описание Даниила в целом точное и честное. Когда он повторяет слова других, то говорит об этом. Он пишет: «Если я и написал что, не зная, то нигде не лгал; потому что я не описывал того, чего не видел собственными глазами». Особый интерес вызывает встреча Даниила в Иерусалиме с императором Балдуином. Показательно, что у путешественника нет какой‐либо враждебности в отношении «латинян» – то есть римских католиков. С другой стороны, заметен его горячий русский патриотизм; он спрашивает и получает разрешение императора Балдуина поставить у Гроба Господня свечу «во имя всей Русской Земли». Добрыня Новгородский больше известен под своим христианским именем Антоний. В его записках мы имеем, по правде говоря, просто краткое описание константинопольских церквей и хранимых в них реликвий. Они, однако, бесценны для археолога, поскольку Добрыня побывал в столице Империи за четыре года до ее захвата крестоносцами и был, таким образом, последним из путешественников, видевших Св. Софию и другие византийские церкви во всем их блеске
