• 12-й отдел — обеспечение безопасности проведения массовых публичных мероприятий в Москве;
• 13-й отдел — выявление и пресечение «негативных процессов, имеющих тенденцию к перерастанию в политически вредные проявления», в том числе изучение нездоровых молодежных формирований — мистических, оккультных, профашистских, рокеров, панков, футбольных фанатов и подобных;
• 14-й отдел — предотвращение акций идеологической диверсии, направленной в среду журналистов, сотрудников СМП, общественно-политических организаций.
Долговременной задачей Пятого управления и его так называемой профилактики следует считать введение в подсознание недопустимости неправильного с точки зрения власти поведения, реагируя приблизительно на уровне собаки Павлова. Человек должен отсекать этот тип поведения сразу, делая профилактику сам себе. Как в советское время у каждого в голове был свой собственный внутренний цензор.
Пятое управление «любило» тех, кого любил советский народ. Ф. Раззаков рассказывает, например, о Пугачевой: «Поначалу Пугачеву не выделяли, но со второй половины 70-х установили персональную опеку, поскольку певица стала популярной. У нее имелся персональный куратор от Пятого управления, я знаю конкретного чекиста, который сопровождал Пугачеву за рубежом. Он рассказывал, что однажды за ней стал ухаживать магнат и даже замуж позвал. Некий богатый француз предложил ей руку, сердце и остаться на Западе. Но Пугачевой дали понять, что подобные контакты могут поставить крест на ее карьере. Как умная женщина, она все правильно поняла. К тому же у нее на родине оставались дочь и мама, которых она вряд ли бы согласилась бросить. Ее карьера в СССР тогда была на взлете, а на Западе советская эстрада не котировалась — только балет. Алла поделилась этой информацией с чекистом, бывшим при их делегации, чтобы у КГБ не возникло подозрений на ее счет. После чего продолжила ездить за рубеж. А если бы скрыла, то могла бы стать невыездной, как Ротару. Та выступала в Канаде перед украинскими эмигрантами и что-то не то сказала на концерте, после чего ее на время сделали невыездной» [4].
В этой же статье звучит мнение А. Михайлова, тоже когда-то «трудившегося» в Пятерке: «КГБ ничего никому не заказывал по определению, тем более конкретные песни. Творчеством сложно управлять. У партийцев были попытки заказывать композиторам песни, но эти песни получались „не от души”, и не шли в народ. У рокеров была другая культура, невозможно было ее адаптировать к нашим атрибутам власти. Нужно было просто открыть клапан и дать неформалам возможность выпустить пар. Но комитет не влиял на творчество. Не надо преувеличивать роль КГБ в искусстве.
Никакой серьезной опасности рокеры по большому счету не представляли. При этом они все давали левые концерты, у них был черный нал, и по линии ОБХСС их можно было легко прикрыть. Для острастки пытались возбуждать уголовные дела, пугали. Но не более».
«Не более» звучит хорошо для того, кто пугал, но не для того, кого пугали. Человека погружали в такой эмоциональный стресс, что он долго боялся нос на улицу высунуть. И так до конца жизни ему делалась прививка благонадежности.
С популярным человеком работать было сложно, поскольку у него легко находились покровители наверху. О таких «домашних концертах» вспоминали многие юмористы. Сходная ситуация была и в популярной музыке: Вот, что говорит пресс-атташе Андрея Макаревича музыкант Антон Чернин: «Если в западном роке ключевая тема — наркотики, то у нас ключевая тема — отношения с властью, и они были очень забавные. Ведь рок-музыка всегда была дорогим удовольствием. Все рокеры до второй половины 80-х — выходцы из золотой молодежи — это дипломатические семьи, кагэбэшные, членов правительства, как Стас Намин. Просто эти отпрыски изменили своему изначальному социальному положению — ушли куда-то в подполье. А их приятели, друзья детства (которые тоже из высокопоставленных семей), не изменили. Но связь-то между теми и другими все равно оставалась. Поэтому первые дискотеки в МГУ, на которых играла „Машина времени”, в 70-х организовывал Шохин — из гайдаровских. Весь свердловский рок, включая самые запрещенные песни типа „Скованные одной цепью”, тиражировался на двухкассетниках Тани Дьяченко, дочки Ельцина, который тогда рулил Свердловском. Дьяченко была одной из главных переписчиков. Мне рассказывали ребята, как ей приносили катушки-оригиналы, и на ее катушечных магнитофонах все это размножалось и потом распространялось по всему Союзу. А первый концерт Агузаровой после ее высылки в Сибирь состоялся в здании МИДа на Смоленке, и его организовывал Митрофанов, сам выходец из высокопоставленной семьи и будущий депутат».
