[5]. Интересно, что Кургинян видит прототип Сикорски в Бобкове.
Советский мир тоже был достаточно сложным, нельзя сказать, что он был простым. Все находились в определенной зависимости от выживания: от нехватки материального до потери начальственного кресла. Самым сильным типом зависимости была и остается зависимость от начальства.
Н. Митрохин, изучая работу ЦК, например, говорит о множестве закрытых обществ в СССР, поскольку власть не давала им возможности соединиться: «Советский режим в течение своей истории последовательно уничтожал все возможности для организации независимых от партийно-государственной машины или находящихся вне ее рамок площадок и институтов (будь то публичные дискуссии, независимые СМИ, массовые выступления или деятельность экспертных сообществ), где различные общественные группы или институциональные акторы могли взаимодействовать и искать общий язык, а также разрушать сложившийся в отношении других групп и акторов „образ врага”. Таким образом, вопрос взаимодействия между „закрытыми” обществами, вне зависимости от того, были ли они организованы на социальной, профессиональной, религиозной, этнической, культурной или политической основе, либо перемещался в рамки институтов самой политической системы, либо носил скрытый, латентный характер. И параллельно, разумеется, консервировал состояние их закрытости» [6].
Наверное, невозможность контактов облегчала управление сверху, не давала этим обществам перейти в опасное состояние. Любой тип объединения типа подписей под письмом по-настоящему «пугал» КГБ. Андропов, например, писал в ЦК 14 ноября 1967 года об «ужасном» поступке академиков, композиторов, писателей, художников: «Группой ученых и представителей творческой интеллигенции в количестве свыше 100 человек подписан документ, в котором преднамеренно искажается политика нашей партии и государства в области печати, ставится вопрос об отмене цензуры и упразднении Главлита, провозглашается по существу ничем не ограниченное право любого лица, группы лиц издавать любые печатные издания, осуществлять постановку спектаклей, производство и демонстрацию кинофильмов, устраивать выставки и концерты, осуществлять радио- и телепередачи. В числе подписавших академики Леонтович, Сахаров, Капица, Кнунянц, писатели Костерин, Каверин, Копелев, композиторы Пейко, Леденев, Каретников, художники Биргер, Жилинский и другие. Указанный документ адресован президиуму Верховного Совета СССР. Копия документа, добытая принятыми нами мерами, направляется в порядке информации. Комитетом принимаются дополнительные меры для пресечения деятельности организаторов указанного документа» (цит. по [7]).
С «подписантами» советская власть боролась особенно сурово. Две причины объясняют это. С одной стороны, это уже становилось объединением граждан против власти. Один человек не опасен, опасность представляет любой тип объединения. С другой — модель открытого письма наверх, как правило, раскрывала то, о чем власть хотела бы умолчать. А такая модель, наоборот, вела ко все большему распространению негатива для власти.
Власть стала практиковать высылку тех, кто предоставлял определенную «информационную опасность», создавая различного рода поводы для западной пропаганды (см. подробный анализ выезда И. Бродского [8]). Но власть странным образом разрешала выезд или высылала тех, кто был для нее опасен больше за рубежом типа Солженицына [9-10]. С одной стороны, это было, несомненно, выгодно КГБ, поскольку снимало с него большую часть проблем слежки за человеком и его рукописями. Интересная подборка из украинских бумаг КГБ рассказывает, как якобы бурно конкретные советские люди осуждают Солженицына [11]. То есть КГБ в своих отчетах тоже раскручивал фейковые новости.
Есть также мнения о неоднозначности и непонятности фигуры Солженицына, подводящие к тому, что его могли создать и использовать как агента влияния (см., например, [12]).
В результате в Союзе функционировало несколько разных информационных и виртуальных потоков, которые в разной степени соответствовали представлениям властей о правильности произведения или его автора. Причем достаточно часто воззрения власти и читателей не совпадали. Читатели хотели одних авторов, власть держалась за других.
