— Вот и я так думаю, — радостно меня поддержал Бжезинский, а я с некоторой тоской подумал, что американцы польского происхождения понимают то, что происходит в России гораздо лучше искалеченных советской властью русских, которым за четверть века за редким исключением ничего не удается объяснить» [19].
Двойные технологии КГБ позволяли оберегать и продвигать тех, кто был нужен на следующих этапах развития. И в этом случае отклонения от поведения «избранных» могло быть вписано в нужное направление. То есть одни нарушали и сидели, другие — нарушали и не сидели.
Но одновременно была и модель, когда власть закрывала глаза на неправильное индивидуальное, но не групповое поведение. Но это касалось только людей известных и нужных власти. Можно назвать по крайней мере две причины этой «нужности». С одной стороны, они были заслуженными людьми, и власти не нужен был шум, создававший негатив для власти. С другой — власть могла иметь на них свои планы, о которых они даже могли не догадываться.
Люди, которым в результате было разрешено отклоняющееся поведение, составляли главный интерес Пятого управления. Совершив что-то, они каялись, просили о помощи, тем самым в результате попадая в еще большую степень зависимости. Все это были люди, познавшие вкус славы: от Евтушенко до Любимова. По этой причине они не могли уже разорвать путы, которые КГБ плел вокруг них. Яд славы практически неизлечим…
Вот некоторая подборка примеров «отклоняющегося» поведения М. Захарова, которые не просто привлекали к нему внимание, а удерживали его, создавая ему известность:
• «В конце 1960-х годов поставил в Театре сатиры „Доходное место” А. Н. Островского и „Банкет” Григория Горина и Аркадия Арканова. Министерство культуры усмотрело в обоих спектаклях нежелательные аллюзии и запретило после нескольких представлений. Как вспоминал ныне покойный Горин, он был готов переделать пьесу в угоду цензорам, но Захаров сказал, что ничего менять не станет. Карьера молодого режиссера, вероятно, на этом бы и закончилась. Выручил худрук Театра Маяковского Андрей Гончаров — дал Захарову возможность поставить на его сцене идейно выдержанный „Разгром” по роману Александра Фадеева» [20];
• «В фильме про Мюнхгаузена на одну фразу, как минимум, стало меньше. До развала СССР в первом разговоре пастора с Мюнхгаузеном была фраза пастора: „Я читал… вашу книжку… Что за чушь вы там насочиняли!”. Барон отвечает: „Я читал вашу — она не лучше”. Пастор: „Какую?” Барон: „Библию”. В настоящее время этот диалог изъят из фильма» [21];
• из Википедии: «В 1969 году Марк Захаров поставил на ЦТ телевизионный спектакль по пьесе Бертольта Брехта „Швейк во Второй мировой войне” (нем. Schweyk im zweiten Weltkrieg). Однако в связи с вводом войск в Чехословакию цензура не пропустила работу в эфир» [22];
• «„Тот самый Мюнхгаузен” почти не пострадал от цензуры — из него перед премьерным показом вырезали всего две сцены. В сцене с охотником, которому все говорили, что учатся по его книгам, усмотрели намек на „Малую землю” Леонида Брежнева. Книга недавно вышла в печать и была внесена в школьную программу. Вторая правка касалась „Песенки пастушки” в исполнении Любови Полищук. Актриса тогда была в опале на телевидении и фрагмент с ее участием вырезали. Пела за Полищук певица Жанна Рождественская. Позже „Песенку пастушки” вернули на место» [23];
• Сам Захаров говорит о драматурге Г. Горине, с которым плодотворно работал: «У Горина был безусловный дар — он брал старую историю и наполнял ее современным подтекстом. И всем было сразу понятно: и „Тиль”, и „Убить дракона”, и „Тот самый Мюнхгаузен” — это не про героев в исторических костюмах, а про нас. — У него был еще один удивительный талант — к его иносказаниям почти не придиралась цензура. Только, пожалуй, в случае с фильмом Эльдара Рязанова „О бедном гусаре замолвите слово”, к которому Горин писал сценарий, возникли серьезные трения с чиновниками» [24];
• «В 1988 выходит последний из самых популярных фильмов режиссера — „Убить дракона”. Фильм имеет за собой скрытый подтекст, из-за которого цензура долго не выпускала его на экраны. Главная идея картины — необходимость искоренить в себе раба, т. е. „убить дракона”, что было недопустимо показывать в коммунистической стране. Не помогали никакие связи. Фильмы вышел лишь спустя несколько лет»
