[10].
То есть Советский Союз вели к конкретной цели, но не той, которая бы способствовала его сохранению. Это процесс разрушения и перекачивания ресурсов в пользу более развитых цивилизаций.
Кургинян пишет в статье «Регрессоры»: «Рассмотрю „загадку Стругацких”. Загадка эта состоит в том, что люди бойкие, хваткие, чуткие к конъюнктуре и очевидным образом лишенные литературного таланта сумели оказать чудовищное воздействие на целое поколение. Или, точнее, на ту часть этого поколения, которая могла бы не допустить „перестроечного взрыва”, сформировавшего на месте СССР гигантскую „Зону Ч”, но, ощутив себя неким коллективным „прогрессором”, с упоением осуществила взрыв. Особо тошнотворно то, что эти люди до сих пор проводят параллели между собою и сусально-пошлым придурком по фамилии Камерер, являвшимся по совместительству банальнейшим агентом спецслужб… прошу прощения — благороднейшим агентом блистательных и благотворных прогрессоров. И дело тут не только в Гайдаре — родственнике Стругацких и их фанатичном почитателе. Дело во всем технократическом сословии, жадно потреблявшем стругацковщину и отравившемся оной. Советская власть посадила это сословие на очень скудный мировоззренческий паек и этим существенно испортила его вкус. Сословие, потеряв способность отличать тухлое от свежего, схватилось за Стругацких как за альтернативу диамату, истмату и научному коммунизму. Сами Стругацкие начали с яростного восхваления коммунизма, а закончили столь же яростным и очень пошлым растаптыванием оного. С момента, когда Стругацкие начали с коммунизмом расплевываться (а они момент выбрали очень точно), обнаружилось, что они не только бездарные умники (ведь такие тоже бывают), а люди и поразительно неумные, и столь же поразительно пошлые. Оцените перл вчерашних почитателей коммунизма: „Дешевая колбаса делается из человечины”. А дорогая из чего делается? Примерно миллиард людей подыхает с голоду на планете потому, что колбаса дорогая. Она не из этой человечины делается? Или эта человечина — не вполне человечина? Так сказать, человечина, потребная для питания американских „прогрессоров”. Начав с двусмысленного восхваления гуманизма (фраза „Гуманизм был скелетом нашей натуры”, согласитесь, невероятно двусмысленна!), Стругацкие под конец ударились в очень определенный и крайне примитивный гностицизм. Что такое их роман „Отягченные злом”? Это гностицизм в чистом виде. „Гений и злодейство — две вещи несовместные”,— говорил герой Пушкина. А мы добавим: „Гностицизм и гуманизм — две вещи несовместные”. Итак, не только от коммунизма отказались Стругацкие, они отказались от гуманизма. И это не случайность. Это закономерность — делаешь первый шаг, за ним делаешь второй. Стругацкие — трубадуры спецслужб. И не просто спецслужб, а определенного „Комкона”, в котором легко узнается Пятое идеологическое управление КГБ СССР. Об особой приверженности к Стругацким руководителей именно этого управления известно слишком многое. Цинично-элитарный спецслужбизм, вульгарный гностицизм, антигуманизм и расплевывание с собственной коммунистичностью — вот что такое братья Стругацкие» [11].
Нам пришлось привести такую длинную цитату, чтобы посмотреть на эти два процесса — Любимов и Стругацкие — под одним углом зрения. Ибо с неизбежностью возникает необходимость и внешнего игрока как коллеги или куратора всех этих процессов.
И еще одно (и критическое) мнение из противоположного политического «лагеря» от С. Семанова: «Дурили, дурили головы бедным советским гражданам! Иные из них переживали за „гонимого” Любимова и его либеральный театрик, а он был с самим Андроповым на дружеской ноге, чуть ли не семейным советником состоял. И заметим еще, как Любимов умело педалирует перед Андроповым „еврейский вопрос”, мешают, мол, мне черносотенцы. Ясно, что пожилой и опытный в таких делах режиссер хорошо соображал, кому и на какие именно чувства можно воздействовать. И еще характерно: с Хрущевым и Сусловым Андропов либеральных разговорчиков не вел. Совсем даже наоборот» ([12], см. о Семанове [13–14]).
