КГБ Андропова с усами Сталина: управление массовым сознанием - страница 124
Съездив, Катаев напишет благодарственное письмо, где говорится: «Дорогой Михаил Андреевич! Возвратившись из заграничной поездки, мне хочется выразить Вам свою горячую благодарность за Вашу помощь в этом деле. Я посетил впервые Англию и побывал во Франции, где у меня давно уже завязались прочные связи с деятелями культуры. Я увидел много интересного и поучительного, наблюдая за жизнью этих стран, что — по моему глубокому убеждению — необходимо для всякого художника, а для меня в особенности, т. к. я в последние годы пишу произведения в той или другой степени связанные с бытом и жизнью капиталистических стран. Кроме того я глубоко убежден, что живая связь с людьми этих стран в огромной степени способствует делу мира во всем мире, а это одна из наших самых основных задач. Позвольте еще раз поблагодарить Вас и выразить чувство самой живой признательности».
В другой раз он обращается с просьбой к подчиненному Суслова секретарю ЦК Демичеву, чтобы девять томов очередного его собрания сочинений были оплачены по наивысшей ставке — 400 руб. за лист.
И еще в свои 84 года предлагает возглавить журнал «Новый мир»: «Дорогой Михаил Андреевич! Только что я получил подтверждение от тов. Стукалина об издании собрания моих сочинений в 1983 году. Вижу в этом Вашу добрую руку и сердечно благодарю Вас от всего сердца. Издание моего собрания сочинений обеспечит мою старость. Впрочем, я чувствую себя хорошо и могу еще несколько лет плодотворно работать. В этой связи хочу поделиться с Вами моей тревогой за дальнейшую судьбу „Нового мира” — журнала, имеющего мировую репутацию как лучшего советского журнала. Потеряв своего редактора, журнал переживает кризис. Никак не могут найти подходящего редактора. У меня еще хватит энергии на года два посвятить себя редакционной работе по примеру того, как я некогда создавал „Юность”. Если бы мне предложили быть главным редактором «Нового мира», я бы не отказался и отдал бы всю свою энергию для сохранения его авторитета и подготовил бы себе хорошего преемника. Я думаю, это было бы хорошо для журнала. Каково на этот счет Ваше мнение? Ручаюсь, что я бы не подвел. Еще раз сердечно Вас благодарю за все доброе, что Вы для меня сделали.
Крепко жму Вашу руку, всегда и во всем ваш Валентин Катаев Посылаю новую свою книгу».
Катаев получил нужную «прививку», когда в 1920 году был арестован в Одессе за контрреволюционную деятельность. Его спас чекист, знавший Катаева по его выступлениям в одесском обществе поэтов. А далее: «Вырвавшийся из смертельного страха и голода поэт больше всего желал покоя, денег и доверия начальства, за что у своих современников получил неприятное прозвище „двуликий Янус”».
Знаменитый русский публицист Олег Волков писал: «В среде советских литераторов, где трудно выделиться угодничеством и изъявлениями преданности партии, Катаев все же превзошел своих коллег» [5]. Тут же вспоминается, что в отчетах Пятого управления уже ближе к нашим дням упоминается О. Волков, которого отвели от зарубежной поездки. То есть бывают хорошие писатели и «плохие», последним Пятое управление активно мешало. И правильное воспитание из губчека сопровождало его всю жизнь: «Надежда Мандельштам вспоминала, что не раз слышала слова из уст „хорошего советского писателя”: „Не хочу неприятностей… Лишь бы не рассердить начальство”». И, честно говоря, мы не имеем права его судить за это. Тем более и у самого писателя было как бы две ипостаси: «Катаев осуждал Бориса Пастернака, подписал письмо против Александра Солженицына, голосовал за исключение Лидии Чуковской из Союза писателей. Однако жизнь научила его не только приспосабливаться, но и помогать другим. В 1937 году он был одним из немногих, кто осмелился публично защищать вернувшегося из ссылки Осипа Мандельштама, а в 1946 году открыто навещал Михаила Зощенко, которого в то время называли антисоветчиком».
При этом интересно, что сам Катаев говорил сыну, что нужно быть подальше от власти. Сын вспоминал: «Позднее мы с отцом говорили на эту тему. Я спрашивал его: „Папа, а почему они погибли? Каким образом отбирались жертвы?” Он отвечал: „Я не знаю, но мне кажется, что они находились слишком близко к власти”. Однажды, перед самой войной, Катаева вместе с братом пригласили на новогодний банкет. Летчики, писатели, поэты, военные, строители, ученые пили, ели, веселились как могли. И вот среди всеобщего гомона к поддавшему Валентину Петровичу подошел Поскребышев: „Товарищ Катаев, вы очень нужны, с вами хочет поговорить Иосиф Виссарионович”. На что писатель ответил: „Здесь какая-то ошибка — это не меня, а моего брата”. Смущенный Поскребышев отошел, но спустя некоторое время вернулся с той же настойчивой просьбой: „Валентин Петрович, вас просит Сталин”. Катаев повторяет: „Да это шутка — вызывают не меня, а Петрова”. Так вождь народов и не дождался веселого писателя. Видимо, взбешенный Поскребышев передал хозяину, что Катаев не в состоянии подойти»