- Господи, о чем ты думаешь? Гримасничаешь, как обезьяна, да еще с закрытыми глазами!
Старший мальчик открыл глаза, увидел обращенную к нему улыбку матери, и уши у него загорелись.
- Я играл сам с собой.
- В твоем-то возрасте? Мы могли свалиться с обрыва.
Она дразнила его, словно маленького, но он не обижался, потому что она снова выглядела радостной. Когда она сняла очки, солнце заглянуло ей в глаза, и они засветились зелеными огоньками.
- Смотри! - сказала она. - Отсюда весь город как на ладони.
Заросшие лесом склоны остались позади, и перед ними открылась низина. Сочные, потравленные овцами луга, поделенные на прямоугольники каменными изгородями, подступали прямо к огородам позади домов. Узкие прямые улицы; одна длинная и тонкая, как позвоночник, тянулась посередине, а от нее, круто поднимаясь в гору, отходили похожие на ребра проулки. Было тихо, шиферные крыши домов блестели в мягком свете заката. Тем не менее, решил старший мальчик, город уродлив: дома некрасивые, а зелень окрестных холмов портили пирамиды из шлака и теперь уж никому не нужное шахтное оборудование.
- Видишь ту кучу? - спросила Кэрри. - Вон там. Мы очень любили съезжать с нее на железном листе, хотя и боялись, что он нас поймает. Он говорил, что наша одежда изнашивается раньше срока и много горячей воды уходит на стирку!
- Кто он? - спросил старший мальчик, но она, по-видимому, не расслышала его.
Она не отрывала глаз от города и улыбалась чему-то, понятному лишь ей одной.
- А вон гостиница, где мы остановились, - сказала она спустя минуту. Называется "Собака с уткой". А то здание под зеленой крышей - это часовня, где мы занимались, потому что в школе на всех не хватало места. Это была маленькая школа, в ней не могли разместиться все ученики, что приехали из Лондона. А вот здесь, где мы сейчас стоим, на этом самом месте, поезд гудел, выходя из-за поворота. Всей долине был слышен его гудок. "Извержение вулкана, а не паровозный гудок", - говорил Ник: он воспринимал его болезненно, потому что, когда услышал впервые, у него началась рвота. Хотя, по правде говоря, стошнило его не от гудка. А потому, что он устал и наплакался, уезжая от мамы и из дома... - На мгновение она задумалась, вспомнив, как это было горько, но тут же рассмеялась. - Главная же причина состояла в том, что он слишком много съел. Ребенком он был ужасным обжорой.
- Он и сейчас обжора, - заметил старший мальчик. - Подумаешь, какая новость! Рассказывай дальше.
- А я что делаю? - рассердилась Кэрри, став, по его мнению, больше похожей на зловредную девчонку его же возраста, чем на маму. - Но мой рассказ начнется с того, что дядю Ника вырвало...
2
Его вырвало прямо на колени мисс Фазакерли. Плохо ему стало, как только они, сделав пересадку, сели в местный поезд, состоявший из небольших вагонов, которые почему-то немилосердно трясло. Но внезапный гудок паровоза прикончил его.
Такой шум - будто небо разверзлось.
- И мертвый-то напугается, - заметила мисс Фазакерли, промокая носовым платком свою юбку и лоб Ника. Он откинулся на спинку сиденья, позволяя ей ухаживать за ним, а сам, как всегда, и пальцем не пошевелил.
- Бедняжечка!
- Сам виноват, - рассердилась Кэрри. - С тех пор как мы выехали из Лондона, он, не переставая, жует. Жадный поросенок! Помойка!
Он съел не только свой собственный завтрак - сэндвичи с холодными сосисками и бананы, - но и почти весь ее. Кэрри сама отдала ему свою порцию, чтобы хоть немного его утешить; она понимала, что ему еще труднее, чем ей, расстаться с домом и с мамой. Или делал вид, что труднее. Ей вдруг пришло в голову, что он просто притворялся, хотел, чтобы его пожалели. Пожалели и дали шоколадку! Он съел весь шоколад!
- Я так и знала, что его вырвет, - убежденно заключила она.
- Нужно было предупредить меня, - сказала мисс Фазакерли.
В ее словах не было и тени упрека - она была самой доброй из школьных учителей, но Кэрри вдруг захотелось плакать. Будь она на месте Ника, она обязательно бы заплакала или, по крайней мере, притворилась бы обиженной. Но раз уж она была Кэрри, а не Ник, то просто отвернулась к окну и не сводила глаз с большой горы на противоположной стороне долины. Вершина горы была фиолетово-коричневой, а склоны зеленые в серебряную полоску (вода) с белыми крапинками (овцы).
