Кенозёры - страница 58
Шрифт
Интервал
О смерти стоит ли тужить?
А если сердце безучастно
К чужим слезам, к чужой беде,
То ты живёшь пока напрасно,
Не на земле, а в пустоте.
И если ты добра не делал,
Собою только дорожил,
То ты на этом свете белом
Ещё и дня-то не прожил.
А человеческая повесть
Летит по дням в грядущий век.
Пока жива на свете совесть,
Жив будет смертный человек!
Уходит день, на нас похожий,
Приходит ночи тёмной тень.
Нет, не случайный он прохожий —
День жизни — твой обычный день.
Павлу Васильеву
В дымящих по-осеннему садах
Охапками в огне сжигали лето.
Сторожко шепоток ходил, как страх,
Но что тебе до сплетен и наветов!
Ты о стране и о Наталии писал,
Как песню пел — всю на одном дыхании.
Звенел твой мягкий голос, как металл,
Когда читал друзьям «Живи, Испания!»,
Ты жизнь любил во всех её тонах,
От красоты пьянел в восторге светлом.
Но в двадцать шесть, как еретик-монах,
Ты запрещённым умирал поэтом.
Да разве можно звёздам дать запрет
Вершить свой путь дорогами Вселенной?
В поэзии, как в небе, долог свет
Судьбы творца, судьбы его нетленной.
Не дни — года стремительно неслись,
Как скакуны под беспощадной плетью…
Признаньем день твою венчает жизнь,
Не примирившую тебя со смертью.
1974 г.
Строки о любви
Всё смешалось во мне: воскресенья и будни,
Даты встреч и размолвок и горечь разлук.
Как бы ни был мой путь и далёким, и трудным,
Я дойду до тебя, мой единственный друг.
Я в дороге уже. Я шагаю упрямо.
Всё к тебе, всё к одной, как на свет маяка.
На пути попадаются кочки да ямы.
Ты прости, что пишу о таких пустяках.
На пути — мелколесье и мох под ногами,
И сороки трещат о дождях и снегах,
И высоко-высоко плывут косяками
Журавлиные стаи, плывут в облаках.
Мне б за ними подняться на крыльях нетленных
И пропеть о любви несказанной моей,
О такой, чтоб и солнце померкло мгновенно,
Но весь мир бы от песни любви стал светлей.
То было
То было не со мной, но всё я помню:
Гремело небо, берега — вдали.
И, вздыбившись, постромки рвали кони,
Не чуя под копытами земли.
Захлёбываясь кашей ледяною,
И лошади, и люди шли на дно.
А кровь мешалась с чёрною водою
И превращалась в смертное вино.
…Мне та река мерещится ночами,
Как будто я барахтаюсь во льду.
В меня стреляют. Жжёт вода и пламя.
Потом проснусь и рад, что был в бреду,
Что просто сон увидел необычный,
Из кинофильма кадры о войне.
А за окошком день встаёт привычный,
Рабочий день наш в мирной тишине.
Родился я позднее Хиросимы,
Когда над нею чёрный гриб вставал.
Сейчас уж внуки выросли большими
У тех, кто до Победы дошагал.
А мы, послевоенные мальчишки
И девочки голодных тех годов,
Войну узнали, нет, не понаслышке.
Она вошла к нам в души, в плоть и кровь.
Как много тех, кто, не успев родиться,
Осиротел уже в победный час!
Вот почему война нам часто снится:
Она стреляла в нерождённых — нас.
1975 г.
Ты уехала в город Одессу
Ты уехала в город Одессу.
Стынь стояла за тёмным окном.
Шли машины, гружённые лесом,
От которых подрагивал дом.
Падал снег на авто, на бульвары,
На старушек, спешивших домой.
Падал снег на влюблённые пары
И на дворника с чёрной метлой.
Ты уехала в город Одессу,
Город северный мой разлюбя.
Посылаю проклятия бесу,
Что сманил на чужбину тебя.
Там потомки вождя Моисея,
Там весёлое племя живёт.
Люди там никогда не болеют,
Словом, там черноморский курорт.
Ты уехала в город Одессу,
Не простившись. Живи. Бог с тобой.
Не был в жизни я трусом, повесой,
Но, увы, далеко не герой.
Потому я сегодня невесел,
Что не быть никогда нам вдвоём.
Ах, зачем тебе эта Одесса?
Пусть горит она синим огнём…
Я долго молчал
Я долго молчал
Не потому,
Что нечего мне сказать.
Я долго болел
Не потому,
Что так уж люблю хворать.
Я долго не пел
Не потому,
Что не было петь причин.
Я долго не жил
Не потому,
Что каждодневно ловчил.
Я молча страдал
Не потому,
Что был толстокож и глуп.
Я долго копил
Слов немоту
В вулкане замкнутых губ.
1987 г.
Январь нас удивил
Январь нас удивил. Ну что же за погода?
Без зонтика не выйдешь никуда.
Дорогу перейти туда-сюда —
Спасенья нету нам от гололёда.
Играет шутки над людьми природа…
Конечно, небольшая в том беда,
Что тает снег, на улицах — вода
И льёт холодный первый дож дик года.
Но, как всегда, привычно мы виним
Жестокий век, браним бюро прогноза,
Похожие книги
