Гриша встал из-за стола, прошёл за печку. Там у соседа стояла тридцатилитровая фляга с бражкой, из которой Фёдор Иванович не однажды его угощал. Прижавшись ухом к тёплой ёмкости и услышав знакомое урчание, Григорий повеселел.
— А что, племяш? Говорят, когда пьёшь, то грани между стопкой и гранёным стаканом постепенно стираются.
Выпив по банке из бидона, родственники спели «Рябинушку» и решили укладываться. Назавтра надо было крыть крышу на доме.
Гриша проснулся первым, весь в поту. Голова была чугунной. Творилось что-то неладное и в животе. Сидел полчаса в туалете. Неужели с бражки? — недоумевал он. У Савелия от вчерашнего голова не болела. Наоборот, он был весел и всё поторапливал дядю, быстрей, мол, закроем крышу и — в город, вечером у него поезд, ехать домой надо. Но работу всё-таки пришлось прервать.
— Давай-ка, Савва, поедем в город, — сказал Григорий племяннику. Не зря говорится, что после встречи с «зелёным змием» появился не один дурак. Всё из-за бражки, не нагулялась, видно. А с крышей я и один управлюсь. Вот стропила одному было бы не поставить.
На том и порешили. Вернулись в город. Вечером племянник уехал в деревню, а к Григорию пришлось вызывать «скорую», которая увезла его с высокой температурой в инфекционную больницу. Это было ещё не так страшно, но своей внезапной болезнью Гриша всю семью на голову поставил: Настю и двух дочек заставили сдать анализы.
Врачи не сразу распознали заболевание, ставили диагноз тропической лихорадки. Только через несколько дней пожилая докторша объявила: «У вас, Григорий Иванович, иерсиниоз, заболевание довольно редкое». Потом неожиданно спросила: «Не ездили ли вы случаем в Африку?»
— Вы что, смеётесь? — ответил ей Гриша. — Если моя дача находится в Африке, то, несомненно, я — африканец, целый месяц я там прожил, дом построил, вот крышу только не успел докрыть.
Потом в палату к Григорию приходили студенты, всё выпытывали, как он умудрился заболеть такой редкой болезнью, дивились, видя перед собой человека с «африканским» заболеванием. Грише от такого внимания становилось приятно. Надо же, не его бы болезнь — эти студенты и студенточки так и не имели бы живого наглядного примера, а там ещё неизвестно, какими бы врачами стали.
Соседу по палате Григорий говорил: «Ха-ха, болезнь из Африки, где плавали сухарики». А лечащему доктору сказал, что стакан некипячёной воды выпил с жару. Да, по сути, так и было. Воду-то сосед для самогонки брал прямо из пожарного водоёма, из болота. И водицу ту не кипятил.
А племяшу Савелию повезло. Он не заболел. Верно, организм деревенского парня оказался посильнее «африканских» микробов.
Мы стояли на дачной остановке в ожидании автобуса. Замерзали. Транспорта уехать домой не было. Прошёл автобус из города. Из него выскочила собачонка, больше никто не вышел. Лохматая путешественница без оглядки помчалась по протоптанной в снегу тропинке. Одна.
— Видишь, как соскучилась по даче, — засмеялась женщина, стоявшая со мной рядом.
Я и сам не раз был свидетелем, когда собаки ездили в автобусе на дачу и обратно в одиночку, без хозяина. Но то было летом. А сейчас-то на дворе — зима.
Женщина, будто угадав мою мысль, продолжила разговор:
— Наверное, хозяин загулял. Вот и мечется туда-сюда. Ищет. Может быть, кавалер у неё здесь, на даче. Вон их сколько бегает по центральной линии.
Я выразил сомнение:
— Неужели так умна эта дворняга?
— Ещё как, — рассуждала моя попутчица. — Собаки, ладно, они умнейшие твари. Но и другие домашние животные не глупее их. Вот кошки, например. Те за сотни километров находят свой дом. О таких случаях раньше много писали в газетах. Хотите, расскажу вам про козла, причём очень умного?
— Ну-ну, — поддержал я разговор со словоохотливой женщиной.
— Жила я в Емце, на станции. Был там знаменитый чёрный козёл Борька. Проходу не давал ни одной козочке. Так ему ещё не хватало своих, местных. Каким-то образом забирался в тамбур грузового поезда, а может быть, на платформу и преспокойно путешествовал до Плесецкой станции. Это ведь сорок километров, три остановки. И ведь, блудодей, сходил именно там, где ему надо, — разве не умный! Нагулявшись вволюшку, опять поездом возвращался в Емцу. Попасётся дома неделю-другую и опять — в путь. Вот какой был козёл!