Эту историю я выведал у старожила Кенозерья Василия Михайловича Заляжного. А произошла она в давние-давние годы с его отцом — дядей Мишей.
По чащобам, без дорог девку лесовик волок
Ещё в довоенные годы разносила почту по деревням одна девка. Нагрузит сумку газетами да письмами доверху и с раннего утречка до поздней ноченьки обходит все деревушки. А расстояния-то между ними где три, а где и все пятнадцать вёрст. Одна из дальних была деревня Глубокое. Дорога туда шла через тёмные чащобы и хлипкие болота. Но молодая почтариха была не из боязливых: дрянные людишки в те времена по лесам не шастали, а нечистой силы девка не боялась, потому как была комсомолкой-атеисткой, хотя и крещённой в сызмальстве.
Вот понесла она однажды почту на Глубокое. И на каком-то гнилом месте оступилась в колдобину — а был это след лесового. Только сапог-то вытащила из ямы, слышит хриплый голос: «Иди за мной и никуда не сворачивай!» Огляделась девка вокруг: никого не видно. А ноженьки-то её сами вперёд побежали, да не по дороге, а прямо лесом, по кустам, по валежинам, по кочкам и лесным лягам.
Бежит она, изодрала всё платье, обутка — полная воды, пот с неё ручьём течёт, а присесть, чтоб передохнуть, не может. Неведомая ей нечистая сила, будто на аркане, тащит за собой. Только тяжеленную свою почтовую сумку комсомолочка не бросила — уж очень ответственная работница была. Да и потом как объяснишь начальству потерю почты?
Остановись, крещёная — будешь прощёная
А в ту пору у одного лесного озера, расположенного вдоль глубозерского тракта, на бережку варил уху дядя Миша (отец Василия Михайловича). Он здесь уже целую неделю рыбачил да морошку собирал. Жил в избушке, стоявшей на маленьком пригорке над озерком. Видит старик: бежит девка вдоль берега, бьётся о кусты да сушины (сумка с боку болтается), того и гляди в воду брякнется и утопнет. Привстал дядя Миша и кричит ей: «Остановись, крещёная! Что с тобой? Какая нечистая сила за тобой гонится?» А был он человек глубоко верующий и стал её крестить да молитву читать. Тут почтариха сразу и остановилась, ноги подкосились, она прямо в болотину и села.
Принёс старик девку к костру, чаем сладким напоил. Потом она и ушки похлебала, и рыбки свежей поела — пришла в себя. Рассказала, какая беда с ней приключилась.
«Эх, девка! Попала ты своей ногой в след лешего. Вот и повёл он тебя по своей дорожке, и увёл бы — косточек не сыскать. Да, видно, Господь Бог послал меня тебе на выручку. Теперь ты ничего не бойся. Забирай свою сумку, иди с Богом! Да перед дорогой перекрестись. Почаще молитву читай — и никакая нечистая сила тебя не осилит».
И, действительно, после того случая с почтарихой ничего худого не было. Разносила почту и, хоть комсомолкой была, молилась ежедневно Творцу и добрым словом поминала дядю Мишу.
За храбрость от чёрта досталось
А дядя Миша, проводив гостью, поставил к ночи сети на озере. Снял с рогаток несколько щукарей, вычистил их, засолил. Попил чайку и было уж собрался в избушку, на отдых. Вдруг откуда ни возьмись зашумела тайга, поднялся ветер, озеро аж вскипело, как котёл с кипятком. Дяде Мише отчего-то стало страшновато, хоть и был он не из трусливого десятка — хаживал на медведя с рогатиной в молоды-то годы. И тут он увидел перед собой великана — ростом с хорошую лесину. Одет этот пришелец был в полувоенную форму с золотыми пуговицами. Несомненно, это явился сам лесовой — хозяин этих сузёмов. Он уставился в глаза старику и рявкнул: «Гляди на меня, не отворачивайся!» Дядя Миша был неглупым мужиком: в этой чёртовой фразе он сумел узреть своё спасение. Отвернувшись от лешего, он, как мышь, проскочил в открытые двери избушки, успев их захлопнуть за собой и запереться на подпорку. А под нарами в то же время тряслась и скулила его верная собачонка. Так и просидел взаперти под вой бури и треск падающего сушняка старик всю ночь, молясь Богу и уповая на милосердие Господне.
Утром стихия прекратилась. Дядя Миша вышел на улицу. Ярко светило летнее солнце, зеркальная гладь озера чуть-чуть подрагивала. Вокруг валялось много сваленных деревьев, но ни одно не упало на избушку. Крышу будто подмели хорошей метлой…