И он засадил в Митин живот остроносый ботинок.
- Ойййй да вы чооооо, мужики!!! – заголосил Митя. Его челюсти клацнули от удара об собственное колено.
- Главное, по голове не надо, ребята, – напомнил Якубовский. – Его сегодня по телевизору будут демонстрировать.
- Обижаешь, шляхта, – сказал Анкявичюс.
Он подхватил Митю под мышки и отодрал от пола. Митя замахал руками, задёргался, пытаясь вырваться, но, как говаривала бабушка, мало каши ел. Лёша и Якубовский методично отметелили его руками и ногами, не обращая внимания на вопли о помощи. Заключительный удар нанесли по яйцам. Затем клешни Анкявичюса разжались, и Митя скуля рухнул обратно на пол.
Окошечко в двери камеры резко открылось.
- Чего это вы расхулиганились, ребята? – дружелюбно спросили оттуда.
- Помилуй бог пана начальника, – Якубовский направился к раковине, чтобы сполоснуть руки и побагровевшее лицо. – У нашего российского гостя падучая болезнь. Слишком много Достоевского читал в школе.
Как он и ожидал, никто из присутствующих не оценил его остроумие.
Генеральный директор компании «Янтарьгаз» г-н Рыбаков примчался на милицейский участок номер пять в начале девятого. Он имел указание пообщаться с Митей до пресс-конференции. Вместе с ним приехала 77 К онстантин Смелый – КЁНИГСБЕРГ ДЮЗ ПУА
съёмочная группа Первого канала, сонная и злая, как потревоженный улей. Она провела всю ночь на вечеринке по случаю второго полуфинала.
Кёнигсбергские журналисты уже заняли все скамейки и газоны вокруг участка. Ноздри щекотал запах кофе из десятков бумажных стаканов.
- Организуй-ка мне тоже чашечку, – бросил г-н Рыбаков своему секретарю.
Пока секретарь бегал за кофе, г-н Рыбаков переговорил с начальником участка.
- Пятнадцать минут, Михал Филипыч, – сказал тот. – Если больше, нужно с министерством согласовывать.
- Мне больше не нужно, – отмахнулся г-н Рыбаков. – Вы лучше мне скажите, жучки там есть?
- Зачем там жучки? – удивился начальник участка. – В МОНю и так пойдёт прямая трансляция. Их же камеры везде под потолком, как же…
- Это понятно, – оборвал его г-н Рыбаков. – Понятно, что МОНя всё сольёт через неделю, как обычно. Я не про них. Мне главное, чтобы журных жучков не было.
Он нервно обвёл глазами кабинет начальника участка.
- С этими всё чисто, – заверил тот. – Антимилиция зимой подняла хай, что журы нам платят за прослушку и плодят коррупцию. Так мы сразу повыдирали всё, пока можно. Правда, – поспешил добавить он, увидев просветление на лице г-на Рыбакова, – я не могу гарантировать, что они со стёкол не будут снимать, – он указал большим пальцем на окно. – По новому закону о СМИ им вроде как можно, «при подозрении намеренного сокрытия общественно важной…» Теперь они напокупали такой аппаратуры, что даже у вас в Шишке на последнем этаже возьмёт…
- Тьфуття… - г-н Рыбаков вздохнул. – Ну, найдите нам без окон чулан какой-нибудь, – его лицо приняло умоляющее выражение. – Мне б только день простоять да ночь продержаться… Здесь наших сейчас очень много. Если до конца «Евровидения» всё вылезет, мне такое вставят… – он махнул рукой в условном направлении Москвы. – Потом-то хоть трава не расти… А? Есть у вас без окон?
Начальник участка потёр указательным пальцем лоб.
- Ну чулан так чулан, – он выдвинул ящик стола и запустил в него руку. – А ваши-то, если не секрет, какую сказку будут запускать?
- Да кто их знает… – г-н Рыбаков встал со стула. – Придумают что-нибудь. Традиционное. Спасибо вам большое.
- Только из уважения лично к вам, Михал Филипыч… Так и вижу, что про меня завтра в «Балтийке» будет написано…
Начальник участка отвёл г-на Рыбакова с подоспевшим секретарём в подсобное помещение. На двенадцати квадратных метрах громоздились старые стулья, швабры и вёдра. Под потолком горела тускловатая лампа без абажура.
Следом подошёл Первый канал.
- Михаааал Филипыч! – заныла мужская половина съёмочной группы. – Ну как мы тут будем снимать! Темно, тесно, хлама выше крыши…
- Да шёл бы ты, Витя… – г-н Рыбаков сел на ближайший стул и закрыл глаза. – По мне, так хоть вообще ничего не снимайте…