– Прости меня, Эйра–ригдамна! Я тебя вредной числила, минуты числила, когда Немайн тобой, не мной занята. Но без тебя пусто! Без тебя грустно! Без тебя никак нельзя!
– А Немайн? – спросила Эйра.
Та, о которой речь, глаза распахнула пошире да уши расправила. Внимает.
– Как я могу быть без Немайн? Как могу быть не рядом? Но видеть ее глазами и слышать ушами – счастье! Здравствуй, Немайн! Я это ты.
Поклоны, обнимки, рев на троих. Фигурка в белом церемониальном платье, машущая с кормы – аж пока ветер и течение не уносят яхту за поворот. После этого приходится выделить совещательную комнату – небольшую, на троих – и оставить там дочь, ее жрицу и будущего зятя. Эйлет сунулась было к двери, но жених ее придержал.
– Должность, – сказал, – извини. Мы… ох, боюсь, долго проговорим. Но потом я снова весь твой.
Торопливо поцеловал в щеку. Вот как далеко могут позволить себе зайти два человека, убивших не по одному врагу, вошедшие в песни и легенды. Что позволено крестьянам – бык телочку проверил, будет ли приплод, чего тут такого? – не дано великим. На них страна смотрит пуще, чем на королей! После того, как римлянин официально, перед городом и девятью королями сделал предложение, а Глэдис позволила не достигшей двадцати лет героине согласиться, бой на мосту превратился в одну из трех великих легенд о любви. Эмилий с Эйлет – Тристан и Изольда сейчас. Барды поют… а Глэдис страшно. У таких историй не бывает счастливого конца. Хорошо, если судьбе хватит иссохшей левой руки, да не верится. Разве Немайн сестру длинным ухом прикроет! Может, уже и прикрыла. Может, этого прикрытия и не хватило – Дэффиду.
Стукнули два засова – обеих дверей. Тишина. Тоже Немайн придумала: через одну проще прослушать, зато если две, да обитые войлоком… В общем, обсуждать тайные дела серьезные люди ходят в «Голову». Лучшее место, разве что на королевском подворье не хуже… Глэдис смахнула слезу.
– Мама ты что? Хорошо все.
У Эйлет левый рукав так ловко привязан, что кажется – руку за спину заложила. Как Немайн, когда показывает приемы для одноруких – повернется боком, ловко, словно именно так и нужно драться, а левая рука вовсе не нужна. Правой хватает и на атаку, и на защиту. Глэдис шагнула к дочери, дернула узел… Эйлет повела плечом, скрывающий иссыхающую кисть рукав заколыхался.
– Мам, так некрасиво! Болтается!
– Ну и что? Зато видно, что ты свою долю горестей получила. А то вдруг судьба добавит?
Редкий случай: Эмилий ошибся. Немайн вылетела из переговорной едва не вместе с запорами. В три прыжка – к себе, в три прыжка – вниз. В руках ивовый посох, на лице – страх опоздания.
– Я в Сенат… Остановить! Магистр, легат – со мной! Дежурные – тоже. Сэр Ллойд… Спит? Будить, дружине тревога раз, всем к Сенату, форма парадно–боевая… Анастасию поднимите. Скажите, что ее сестра в Сенате, святую и вечную очень ждет!
Исчезла, домашних аж ветерком обдало. Эмилий и Луковка, аннонский ужас, вылетели следом – так их хоть глаз различил.
– Опять неприятности, – сказала Глэдис, – опять матери не говорит.
Вздохнула, и тут же улыбнулась – заметила, что манеру переняла от младшей дочери.
– Она на пожар не так бежала…
– Значит, – сказала Эйлет, – случилось что–то более плохое.
Запрокинула голову, заорала:
– Тулла! Сестрица, э–эй!
Та не выскочила – выплыла. Платье расставлено, чтобы на живот не давило.
– Ну? Кстати, Луковка никого из своих ведьм не прихватила? Нион с Майни насчет детей серые, а вот иные из ее девиц хвалились, что могут узнать – мальчик будет или девочка…
– Не привезла, увы тебе. У Кейра сегодня какая повестка?
– В Сенате? Наша! Первым же вопросом. «О деньгах на кампанию против Уэссекса». Вы не бойтесь, он пробьет. Так что беготня по купчишкам дело лишнее!
Выпад в сторону Гвен с мужем, взявшимся обеспечить взносы ремесленных и торговых гильдий. Глэдис нахмурилась.
– Опять наперегонки бегаете, как в детстве. Когда вырастете? Когда поймете, что наша семья теперь – это ваша дружба? И твоя с Гвен! И с Майни! Древняя владычица и та не задается. Умная …
Стражу спустя она так не говорила.
Склонила голову, не смея смотреть в глаза старшей дочери.
