Такой субсидии достаточно, чтобы к ярмарке покончить с долгами. Серебро – теперь, расходы на постройку и походы флота – потом, постепенно. Город уже встает на ноги. Дела, что принадлежат хранительнице, не только кормят граждан – приносят доход. Потому все, что уйдет на покрытие долга, город отдаст достаточно быстро, чтобы денег хватило и на новые походы. Золото, идущее в обеспечение расписок, трогать не придется.
– Допустим, – говорит Пенда, – ты закроешь море. Клидог займется Гвинедом… отлично. У Нортумбрии больше нет союзников. Один удар. И, если вспомнить, что мы, мерсийцы, с ними все же один народ – на следующий год ополчение северян будет воевать уже за нас.
Недоверчивые взгляды. А что тут сложного? В северном королевстве крестьянин больше не обязан военной службой, зато должен содержать рыцаря–всадника или пешего воина–тэна. Побор взимает сам владелец… пока только земель, не людей. Вопрос – если система действует лишь одно поколение, но целое поколение, сколько крестьян мечтает занять место начинающей задаваться аристократии? Сколькие мечтают вернуть дедовские времена, когда на битву звали не малых числом избранных, а всех свободных людей? Времена, в которые не облагодетельствованный властью над соплеменниками воин целовал руку государя, а вождь прислушивался к вооруженному народу.
В Мерсии до сих пор так. И что–то ни голода, ни чумы… Война есть, но война победная. Слава же штука притягательная.
– Погодите… Кто Уэссекс держать будет?
Гулидиен знает ответ, но ответ ему заранее не нравится. Так же, как королю мерсийскому – отложенная расправа над обидчиками сестры. Вот только Пенда понимает – если врагов можно выбивать по одному, их нужно выбивать по одному. Но с ответом не торопится. Изображает раздумье, даже обрамленную благородной сединой плешь чешет.
– Надо, – говорит, – их удержать. Сейчас в их западных землях разгорается восстание. Если не помочь, корнцев вырежут. Если помочь – освободитель получит верных людей и их землю, разом. Я бы занялся, я с вашим братом договариваться умею… но мы решили, что моим легионам лучше ударить на север. Кто остается?
Немайн, наконец, поняла. Не хочет англ решение ни подсказывать, ни навязывать. Желает, чтобы Гулидиен принял трудное дело сам.
Король Диведа встал, уперся кулаками в стол. Смотрит Немайн в глаза – не так глядел, когда за ушами чесал – на плацу, перед зимним походом. Тогда она принесла спасение. Что теперь? Выбора нет. Есть долг. Долг платят.
– А для меня, – пропел, припомнив сидовскую застольную, – поход на юг. Вместе с Артуисом ударим, тремя дружинами. Только боюсь, на такого врага, как на юге, мне не хватит ни дружин, ни ополчения, ни повстанцев.
– Прибавь к своим силам дружину князя Ронды, – сказала сида, – и добровольцев из кланов Глентуи – конница на море не нужна. Я жадная – отдаю лишь то, что самой не надо! Колесницы, например, пять боевых, сорок тяжелых, под груз. Всадников Ивор поведет. Помнишь его?
– Ап Итела? Из Монтови? Того, кто в Рождественском бою устоял на первой линии, да не один, со всей баталией? Такого забудешь!
Голос повеселел. Сил–то прибавилось!
– Колесницы и экспедиционный корпус вообще возглавит… – Немайн вздохнула. – Сестра моя и ученица, Эйра. Она, если что, и осадную машину построит. Береги ее! Не щади. Не прячь. Береги. Знай – в глаза тебе посмотрю. Не на этом свете, так на том.
Значит, ему придется беречь двоих – чужую сестру и свою жену. И ведь обе полезут в пекло – собственной властью. Обеих не удержишь… Такова судьба короля – мочь многое, но отвечать за куда большее.
Немайн – сказала. Умолкла – и великий Пенда раскрыл ладонь.
– От Мерсии с тобой пойдет Окта. Не с посольской охраной, как в прошлый раз, со всей силой графства. И – Пеада, мой сын, и отныне – твой брат. Вместе – десять легионов, три сотни конных, пеших тысячи четыре. Больше отдать не могу – если уж решили главный удар делать на севере…
Легионы у Мерсийца не те, что у прежних римлян. Были бы те – называл бы себя императором Британии и в подмоге не нуждался бы. Сейчас это отряды разной численности. Бывает, редко, тысяча воинов, чаще около пятисот, а иной раз и неполная сотня.