– Купцы–ы–ы, – тянет Сиан. До сих пор сидела тихо, как и положено маленькой. Спину тянула. Радовалась, что разрешили надеть шелковое платье – почти без вышивок, зато работа тонкая… Сестра подарила. Загадка! Здесь с шелком работать еще не умеют, да и для Африки, пожалуй, слишком хорошо. Надо спросить – потом. Пока – объяснить ребенку, что к чему. Если поймет.
– Торговля – одна из опор процветания страны, – сказала ей Анастасия, – кто не заботится о купцах и ремесленниках, будет беден. Потому лучшие из этих людей стоят близ императоров. Но денег просто так не дадут.
– Те, кто растит хлеб и разводит скот, важней, – отрезала малявка.
– И потому их место по другую руку императора. Или императрицы!
Анастасия знает: чтобы Римом правила женщина, не из за мужней спины, а прямо – не бывало. Но… нет, не будет – уже есть: как ни называй Немайн свою должность, суть одна. Глава республики. А скромность… Октавиан Август даже тогу носил белую, без сенаторского пурпура. Зато правил так, что само имя августа стало титулом!
Девочка кивает – важно. Чуточку слишком, как и положено, когда ребенок изображает взрослую. У Анастасии – она в этом не признается и самой себе! – эта манера тоже проскальзывает, хотя куда слабей. В чем–то родосский замок заставил ее повзрослеть быстрей, но в чем то – и медленней…
Так что – сама такая, а смешно. Хорошо, улыбку удается удержать. От веселья и следа не осталось, когда Анастасия поняла, что Сиан представляет кого–то вроде венетов, «синих». Ее мать говорит похоже, но должна стоять над семьей… не для того ли ребенок и сидит на совете – высказывать мысли взрослой, которая должна изображать беспристрастность? Что ж, если продолжать греческую аналогию, то муж Гвен – глава прасинов, «зеленых». Кейр – военная партия, Эйлет, по жениху – дворцовая бюрократия.
Выходит настоящий императорский совет. А если так…
– Наверное, – сказала Анастасия, – я погорячилась, говоря, что любое совещание за спиной августы – мятеж. Простите меня, я совсем не знаю местных обычаев. Но точно вам скажу: если вы будете решать за сестру, она крепко обидится.
Глэдис хлопнула ладонью по столу.
– Во всем ты права, святая и вечная. Одно забыла: на мать не обижаются. Мать слушают!
Анастасия молчит. Прижала ладонь ко лбу. Это было, было! Мама… «Ты только мать императоров, а не императрица!» – кричала толпа. «Император – я!» – ответил на уговоры брат Ираклион. Надеялся уговорить мятежников… С горожанами удалось, да и с солдатами тоже управился бы – не успел, начальники скрутили. Теперь его нет. Так, может…
– Может быть, ты права, а римский обычай – глуп. Сестра его уже нарушает: и ушами, и тем, что правит. Так что… Чем я могу помочь?
Оказалось – многим. Не только клан десси помнит, что римлянке скоро понадобится муж, и что выбор у нее, по уму, невелик: из всех камбрийцев да из всех ирландцев! У пиктов вообще жена всегда главней мужа, но их пока и не покрестили толком…
Утро началось со смотра погорельцев.
Место Немайн выбрала вполне подходящее – ворота заднего двора. Те, что на реку выходят. Пока в прошлом году трубы не проложила, сюда все нечистоты таскали выплескивать. Заезжий дом – лицо пятины, смердеть не должен!
И все–таки душок есть – от конюшни, от скотьих загонов. Хрюкающие и блеющие здесь живут недолго, самое большее – от одной поставки живого еще мяса до следующей. Мычащие – другое дело, молоко в трактирном деле вещь необходимая… Так что легкий запах навоза должен был послужить неплохим намеком для потерявшей корабль команды… Нет. Не заметили. Может быть оттого, что чутье отбил дым?
Сиде не забил, оттого левая рука старательно приподнимает подол верхнего платья. Самого дорогого! Нижнее да рубахи тоже недешевы, да у них судьба такая – пачкаться в грязи, блюдя приличия. В правой руке – нож. Тот самый, из причального кнехта. Еще один знак, чтобы виноватые лучше разнос прочувствовали. Одного взгляда на лица речников хватило, чтобы заподозрить: у них отказал не только нюх.
Немайн ожидала чего угодно: растерянности, смущения, подавленности, равнодушия. Ведь хорошие люди… хотя и не лучшие. У лучших речников собственные барки. Кстати, один из лучших и оставил на пристани приметный нож! Выбор у Немайн мал, людей не хватает – на тысячу дел разом! Вообще перебирать не приходится, но на большой корабль ухитрилась взять хотя бы не худших. Таких, которым, казалось будет стыдно за дурно исполненную службу, жалко хорошей вещи, обидно, что их провели.
