Кембрийский период - страница 457

Шрифт

Интервал

Глаза в глаза.

У нее тоже серые – и кажутся большими. Небольшой, резко очерченный рот – а ведь не пудрится и не мажется, тоже не по–гречески – старательно выговаривает слова. Язык империи – латынь. Смысл – молитва. Знакомая! Немайн потревожила память, свою, непристойно нищую, и чужую – обильную. Нет, слышать такого не приходилось. Тогда читать?

Воспоминание оказалось цветным, солнечным: комната в трактире «Голова Грифона» – верховном заезжем доме королевства Дивед. Мешок – ох, и тяжелый! Грамоты, которыми Сущности подменили положенные игровой священнице свитки с заклинаниями. Заголовки: «О здравии», «В морскую бурю», «Во одоление неприятеля». И – «Признание»! Все запоминающий взгляд, еще не принадлежащий нынешней Немайн, скользит по строкам. Вот эти значки… ударения? То–то у Анастасии выговор странный, эту молитву следует читать особенным образом. А ну как собьется? У нее–то память не абсолютная!

Когда губы сестры шевельнулись, Анастасия не удивилась. Голос базилиссы, в одиночестве бившийся о стены собора, затерялся в звенящем металлом сопрано. «Голос–нож», – слышала она от учениц Августины. «Голос–меч», – с почтением говорили рыцари, ходившие в зимний поход. Но здесь, под сводами, назначенными для чтения и песнопений, это был голос–столп. К беленому своду вознеслась колонна булатной стали, и речь самой римлянки превратилась всего лишь в одну из деталей узора. Красивую и органичную, если продолжать говорить без запинок и по–особому произносить слова.

Так, как учили с детства.

«Вдруг потеряешься». «Так тебя не подменят на двойника». Позже прибавились объяснения: «У любого эпарха будут первые строки. У экзархов и патриархов – весь текст. Но как его проговорить, знаем только мы!»

«Мы» – это родители. Братья. Сестра. Пирр, которого она тогда считала мудрецом и не числила трусом. Половина семьи – отец Константа и его жена знали почти все… но – почти. Его боязливое святейшество удивлен. Думал, ему доверили все? Нет, и правильно поступили. Теперь звучат слова, которые во всем мире теперь известны лишь двоим. Главное – не сбиться, и все будет хорошо. Потому что сестра – вспомнила!

Странный ритм, смещенные ударения… Немайн поняла – она почти поет. На людях! Никто не боится, никто не одергивает. Чудеса! Последнее слово. Неужели все? Еще хочется! Но теперь не следует ничего говорить, только выйти из алтаря и обнять Анастасию.

Обнять… Снова реветь? Такое у Немайн свойство. Побочный эффект чего–то, который Сущности не потрудились устранить. Стоит обняться с женщиной, как из глаз слезы ручьем, да желание взять под крыло еще одну сестру. Уходят гнев, злоба, зависть. С другой стороны то же самое. Женской дружбы не бывает? С сидой и после обнимок – еще как!

Пореветь подруге в плечико дело приятное. Другое дело, что высшее должностное лицо республики, на людях разводящее слезы и сопли – непристойность. Не двадцать первый век, когда власти предержащие из кожи вон лезли, чтобы показать: они тоже люди. Здесь и сейчас – все наоборот. Правитель немного не от мира сего.

Что делать? А взять сестру за плечи. Осторожно, боясь прикоснуться тяжелыми складками белых одежд к алой шерсти военного плаща базилиссы, наклониться. Прижаться щекой к щеке, хотя хочется чмокнуть в кончик носа или слизнуть набежавшую в угол глаза капельку. Три раза. Вот и все. Обряд окончен. Или нет?

– Дщери мои, – возглашает Пирр, – теперь я могу вернуть вам ваше. Аки диакон, что помогает облачиться епископу… Примите!

На вытянутых руках патриарха – две полоски полотна. Пурпурные! Императорское достоинство создает не золото и сверкающие камни венца. Достаточно повязки на лоб – пурпурной, в римской традиции, или белой – в греческой. С этого и начались слухи об императрице – с ушей, которые захотелось прижать, чтобы больше походить на человека. Если бы тогда под руки попалось не белое полотно!

Анастасия принимает скромный венец. Теперь не видно, что у нее уши круглые. Годы в башне никак не способствовали румянцу и загару. И если прикроет веки, чтобы не было видно белков… Как в зеркало смотреться! А она так и улыбается, с прищуром.