— Когда я иду, то смотрю в небо, а он — под ноги, — объяснила Кавелька.
— Возьми эти цветы и считай, что Миша согласился, — сказал Сусанин. — Завтра вечером приходи к Марине. Она ведь регистрирует браки в ЗАГСе. Путаника я сам приведу, а печать Марина потом поставит.
— Как чудесно, Адам! Как здорово ты все устроил! Неужели завтра я стану Кавелька Путаник?.. Но я же написала новую книгу стихов сегодня утром, и теперь придется перепечатывать фамилию на титуле. Посмотрите, какие прекрасные стихи, — сказала Кавелька и протянула стопку бумаги первому секретарю.
— Стихи, — повторил первый секретарь.
— А вот, смотрите, шариковая ручка, — сказала поэтесса.
— Ручка, — повторил первый секретарь и покрутил ее в пальцах, как набитую сигарету.
— А вот спина Адама, — сказала Кавелька и повернула Сусанина.
— Да, спина, — согласился первый секретарь. — Только зачем?
— Можно положить рукопись на спину и ручкой написать: «Тов. Куриляпов, прошу напечатать эти стихи, ничего не вычеркивая и не исправляя, потому что вы еще не доросли до высокой поэзии. Прошу скорее»…
— Но откуда вы взяли столько стихов в одно утро?
— А вот отсюда, — ответила Кавелька и показала первому секретарю обсосанный палец. — Вы знаете, я просто переполнена постоянной готовностью откликнуться на чужую боль или улыбнуться чьей-то радости. А с вами такое бывает? Почему вы не пишете, что я сказала? Я могу повторить по слогам и со знаками препинания…
— Я не привык так сразу, — сознался первый секретарь. — Лучше я отдам рукопись помощникам, они ознакомят меня с содержанием…
— Вы распишитесь на первом экземпляре, а второй я подарю вам с автографом, и знакомьтесь на здоровье всем райкомом. Я, правда, думала подарить его своему жениху, но у нас все равно скоро вещи будут общие.
— Пиши-пиши, злодей, — поддакнул Сусанин. — Меня ты уже без ботинок оставил, теперь хочешь девушку несчастной сделать?
— Да зачем писать, время тратить?! Я позвоню в понедельник…
Но Кавелька и Адам были неумолимы. Первый секретарь махнул рукой и написал под диктовку.
— Теперь пойдем в универмаг, купим тебе ботинки, — сказал он. — Твои упреки для меня унизительны.
— Директору неприлично гулять босиком по улице, тем более в паре с первым секретарем. Давай я сяду тебе на закорки, а ты всем встречным будешь рассказывать, как я подвернул обе ноги и они распухли.
— Да в тебе пудов пять!
— Эх ты! — сказал Сусанин. — Вон идет моя жена. Она одна унесет нас обоих. Спорим на ставку уборщицы! Давай встанем как цапля я скажем, что нас разбил паралич правой половины тела. Или давай ляжем и скажем, что нас переехал грузовик, а водитель на ходу разул меня. Или притворимся пьяными в стельку.
Подошла Фрикаделина:
— Здравствуйте, товарищ первый секретарь… Что это вы стоите тут с моим дураком?
— Вовсе он не дурак, — обиделся за Сусанина первый секретарь, — у него университетский диплом.
— Мы поспорили, донесешь ты нас обоих до универмага или нет?
— А вы говорите — не дурак! — сказала Фрикаделина.
— Пусть ругается, это ее долг, — сказал Сусанин. — Без нее мир бы протух. Однажды уже была такая история: умерла ядовитая женщина, и к ее трупу слетелись любители дохлятины. Но, нажравшись яду, они валились замертво. Приходили шакалы и гиены, ели любителей и сами ложились рядом. Так не осталось ни одного пожирателя падали, поэтому падали стало очень много…
В универмаге они встретили Столика, который искал помойное ведро наместо утащенного птицей, и инструктора райкома ВЛКСМ, игравшего с продавщицей в «утю-тю-ськи».
— Благодарю вас за отличную работу с пионерами, — сказал инструктору первый секретарь.
— Да брось ты, работа есть работа, — скромно ответил молодежный лидер. Он был старше первого секретаря и, пользуясь возрастом, «тыкал».
Потом первый секретарь купил Сусанину ботинки из-под прилавка, а Фрикаделина захотела ковер.
— Я постелю его в коридоре, — сказала она.
— Вероятно, ты еще хочешь, чтобы я дал денег на ковер? — спросил Сусанин, поскрипывая новыми ботинками.
— Да, давай скорее.
— Фрикаделина, а кто будет в стужу и собачий холод выколачивать из него пыль на снегу?
