— Кто же просит вас, поганцев, лезть не в свое дело? — опросил Семенов и стукнул кулаком по столу с такой силой, что ван дер Югин подпрыгнул, как мячик.
— Нас не просят, нас заставляют, — сказал Сусанин. — И ты ничем не лучше нас. Пока ты был простым сельским дурачком, пока ты был тираном коровьей общины, этаким пасторальным Писсистратом, к которому граждане позвали своих владельцев, а те ничтоже сумняшеся подвергли тебя остракизму палками, пока ты был лесным анахоретом, то радовался жизни, потому что все занятия, кроме остракизма, пришлись по твою душу. Но государственную машину, видишь ли, твоя душа мало волнует. Плановому хозяйству понадобился сторож, и теперь ты зря жжешь свет по выходным.
— У вас в мозгах гибкости не хватает, все беды от этого, — решил И.
— Скажем проще. Не хочу я быть приспособленцем, не хочу, чтобы ситуация делала меня, я сам хочу творить ситуацию.
— Почему же не творишь? — опросил оракул. — Зачем спрятался в свои фантазии?
— Я не верю в результат, я могу о нем только мечтать.
— Бери пример с меня, — посоветовал ван дер Югин. — Мне никакие законы не писаны. Государственную машину я, конечно, в одиночку не развалю, но проткнуть гвоздем шину — запросто.
— А по-моему, все гораздо проще: Сусанин делает только то, что ему хочется. Он не может заставлять себя, хоть и кричит, будто всю жизнь себя насилует, — сказал оракул. — Вот смотри, Адам, мы оба умеем анализировать поступающий в сознание материал и с помощью уже отложенных знаний синтезировать новый. Но ты выбираешь из этого материала только то, что тебе нравится — самое интересное, самое занимательное, — и синтезируешь радужные фантазии, а я анализирую все, по крайней мере, все, что в моих силах, и получаю выводы, которые дают мне возможность открывать людям глаза на ошибки и предсказывать, куда ошибки их заведут.
— Ты недооцениваешь меня, Семенов. Недооцениваешь мечту, в которой переплетаются, вязнут гордиевыми узлами и рвутся нити всякой разумной жизни. Синтез новых знаний — он-то и рождается из мечты!
— Слушай, Сусанин. Некоторые люди ведут пассивный образ жизни, например, я, другие — активный, например, ван дер Югин, а твой образ жизни конъюнктивный, набитый всевозможными «бы». Ты уже привык жить в сослагательной ипостаси и стараться наяву не будешь. Ведь все и так прекрасно в твоих фантазиях.
— Опять ты прав наполовину, Семенов. Ни один трезвомыслящий человек не станет осуществлять свою мечту, вспомнив судьбу Дон Кихота. Да и вся прелесть мечты в том, что она неосуществима. Ее цель — оставить на авторе отпечаток. Ни о какой реализация не может быть и речи, даже если мечта — коллективная. Человек смотрит на внешний мир сквозь разноцветные стекла фантазий. Ему легче жить, ему проще делать то, что он считает нужным… И вот мы, втроем, возьмем своричей и поставим перед каждым такую штуку, знаете, как в театре осветитель ставит перед прожектором. Штука крутится — на сцене разноцветная сказка. Мы придумаем людям красивую жизнь, чтобы им совсем стало тошно в настоящей. И тогда, может быть, что-нибудь пошевельнется, сдвинется с места… Эх! Если бы все подобные нам объединились да получили хоть горсть власти, каких бы дел мы натворили!
— Плюнь, Сусанин, на эти затеи. Копи деньги, занимайся своим делом и живи в свое удовольствие. Если другие станут завидовать тебе, то в меру возможностей последуют твоему примеру. Тогда не придется звать их и тянуть на аркане.
— Если я займусь своим делом по собственной прихоти, никто не увидит результатов моего труда. Мне нужно общественное признание собственной необходимости. Общественное признание может сделать только государственная машина. А государственная машина меня сломала. Вот в чем трагедия!..
Сусанин вышел из типографии. На пустыре, где когда-то стоял сгоревший склад, мальчишки гоняли мяч. Сусанин попросился с ними.
— Ты нас всех перекуешь, — сказали мальчишки. — На ворота вставай.
— Я лучше в носках в нападение, — сказал Сусанин. — Давай пас!.. Теперь я!.. Бей! Бей же!.. Куда ты бьешь, двоечник?!
Мимо проходил Путаник.
— Не видел Кавельку, Адам? — спросил он.
