Дура! В наше время кто не спекулирует, тот пустые бутылки подбирает. Однажды я посчитал, какой процент товаров куплю, придя в магазин не с черного хода, а с парадного, и с директорским окладом в кармане. Цифры получились страшные: из продуктов — десять процентов, а из текстиля — два! Лучше всего дело обстояло с мебелью, но это потому, что мебель не возят из Америки, и я ее ни разу не покупал, только собирался. Вот и получается, что государство не может удовлетворить даже четверти моих потребностей. Почему же я должен жить нищим и отдавать ему свои способности? Уж лучше применить их в подпольном бизнесе…
От Чертоватой, занеся икру, я иду к Сусанину. Еще не дойдя до двери, слышу, как он звонко хохочет. К моему удивлению, он один в квартире.
— Над чем вы смеялись?
— Да так, вспомнил, какие веселые истории нафантазировал вам сегодня.
— Вот статья о вас. Посмотрите, может, чего поправите. Сусанин пробегает ее взглядом по методу скоростного чтения.
— Я все думаю, зачем прилетают потомки? — говорит он.
— Я не знаю, — отвечаю я.
— А вы любите, Саша, купить билет в кино и похохотать пару часов над какой-нибудь пошленькой комедией?
— Люблю.
— Вот и они — такие же люди, — говорит Сусанин. — В вашей статье есть ошибки. Во-первых, начать надо так: «Все, чего мы достигли, — это творения советских людей…» Во-вторых, почему вы не написали, что в моем кабинете висит портрет генерального секретаря? Обязательно напишите: «На каждой стене — по портрету, и еще один лежит под стеклом». В-третьих, объясните где-нибудь, почему меня зовут то Адам Петрович, то Виктор Борисович, то Андрей Харитонович. И почему у меня восемь фамилий. И почему я руковожу заводом, фабрикой и свинофермой…
Потом я иду к девушке моей новой мечты.
Утром я вспомнил, что уже встречал Марину год назад на выборах. Она подошла к моему регистрационному столику, я вложил в ее паспорт избирательный бюллетень и велел опустить в урну. Потом она опять подошла ко мне.
— Ну как, почувствовали себя полноправной гражданкой? — спросил я.
— Мне кажется, что у меня появился друг, которому я послала письмо, — ответила она. И спросила: — Скажите, а паспорт мне скоро вернут?..
Но тогда она была прыщавой, как солдат.
Иван оставляет меня за дверью и спрашивает:
— Тебе чего?
— Да я так, в гости… Может, чаем напоишь?
Он засовывает руку в карман:
— Держи четыре копейки, иди в столовую и попей.
— Я статью написал про Адама Петровича, хотел показать. Он же друг вашей семьи. Может, посоветовали бы чего-нибудь.
— Засунь свою статью в свою задницу…
Хамство надо учить кулаками. Но не сейчас. Сначала я уведу Марину.
Я возвращаюсь в квартиру и ложусь в постель. Завтра на работу не идти! Если дворничиха опять разбудит меня в семь, я запущу в нее тухлым яйцом. Только где его взять?..
III. ИГРА «ПОСАДКА КАРТОФЕЛЯ»
У игроков, стоящих впереди колонн, имеются мешочки с картофелинами. По сигналу капитаны бегут и раскладывают корнеплоды в кружок, возвращаются и передают пустые мешочки впереди стоящим, которые бегут и собирают картошку.
Таким образом, одни игроки сажают картошку, другие собирают.
Примечание: сажать можно только по свистку организатора.
Сослали простого школьного учителя Петра Сусанина в конце тридцатых годов в казахские степи за попытку внедрения придуманной им системы образования. Нацеливалась эта система на то, чтобы воспитывать и обучать детей поступательно, по этапам становления европейской цивилизации: с рожденья, когда ребенок существует в варварском состоянии родового строя, через античное удивление и познание всего вокруг в детском саду, через феодальную деградацию в средних классах, через капиталистическую жажду потребления в ранней юности, через бунт против накопительства на первых шагах самостоятельной жизни к обывательскому существованию, в котором, кроме производственных и бытовых конфликтов, ничего не случается. Таким макаром, утверждал Сусанин-майор, проживет человек не только свою жизнь, но и жизнь своей цивилизации. Так попадет он и в настоящее, и в прошлое. И это не вымысел, не утопия, это реальность, поданная нам в ощущениях. И в морфологии европейских языков есть специальное время для обозначения подобной воспитательной спирали, которое называется — историческое настоящее. Употребляется оно и в нашем языке, скажем: «Иду я пять лет назад по улице и встречаю самого себя именно в том месте, где иду сегодня…» — учил он. Но люди без корней, ведавшие ссылками и расправами, бежали от исторического настоящего, бежали от настоящего настоящего, бежали галопом к будущему настоящему, спотыкаясь и царапая каменные лбы…
