— Расскажите господину журналисту, в каком состоянии вы вскрывали труп Алеши!
Мелехов плотно сдвинул губы и угрюмо уставился на Климентьеву. Было видно, что внутри у него происходит борьба: узнавать или не узнавать эту сумасшедшую тетку. Наконец он скривился в усмешке и севшим голосом произнес:
— А, Зинаида Петровна! Я вас не узнал. Долго жить будете!
Последнюю фразу он произнес подчеркнуто четко. И расплылся в шкодливой улыбке.
— Так что же, Зинаида Петровна, я должен рассказать вашему господину журналисту?
— В первую очередь, в каком состоянии был труп Алеши перед вскрытием.
— А! Труп вашего сына, — произнес, сощурившись, Мелехов, — да-да, припоминаю… Теперь уже окончатель но вспомнил!
Он тяжело вздохнул и перевел взгляд на Берестова:
— Тут нельзя не отметить, что труп Климентьева попал ко мне не в лучшем состоянии.
— Поясните журналисту, что значит в вашем понятии «не в лучшем состоянии», — потребовала Зинаида Петровна, негодующе сверкнув глазами.
— Не в лучшем — это значит не в лучшем! — произнес Мелехов с нажимом, бросив недобрый взгляд на Климентьеву.
— Труп был разложившийся! — крикнула Климентьева.
— Как это? — удивился Берестов, глядя то на Климентьеву, то на Мелехова.
Мелехов, сжав губы, с ненавистью сверлил своими крохотными глазками отчаявшуюся женщину, а у той продолжали сыпаться искры из глаз:
— А вот так! Труп три дня пролежал у раскаленной батареи и разложился до неузнаваемости. О каких результатах вскрытия может идти речь, если труп в таком состоянии. Да его никто и не вскрывал! А заключение написали от балды!
— Да-да, почему вскрытие делалось на третий день, а не в тот же, когда поступил? — нахмурился Берестов.
— А потому что были праздники, и всем на все было наплевать! ответила за патологоанатома Климентьева. — Им и без праздников на все наплевать, а тут Восьмое марта! А девятого надо похмеляться! И только десятого вспомнили, что у них валяется труп чуть ли не на самой батарее.
— Но почему на батарее? — пробормотал Берестов.
— Да потому что у них такие правила, — затряслась от злости Климентьева. — Пока не дашь на лапу сто баксов, труп в холодильник не положат. У кого нет денег, у тех трупы будут разлагаться до тех пор, пока их не потребуют родственники. Когда забирала Алешу, он вообще разваливался по частям! Его подмазали глиной, чтобы была возможность хоть как-то довезти до дома!
Зинаида Петровна разрыдалась, а Мелехов тяжело вздохнул. За все время обличительной тирады он не проронил ни слова, лишь презрительно сверлил женщину своими крохотными глазками из-под толстых стекол очков. Наконец он произнес усталым голосом, обращаясь больше к журналисту, нежели к Климентьевой:
— Ну вы же знаете, Зинаида Петровна, что заключение на основании вскрытия делает коллективная комиссия. Поэтому написать заключение от балды физически невозможно. Что касается ваших обвинений, что мы якобы не делаем вскрытий вообще, то они также лишены всяких оснований. Вскрытие — тоже процесс коллективный.
— Тогда почему ваш коллектив утаил след от укола на сгибе руки умершего?
— Еще раз повторяю, — устало произнес Мелехов, — никакого следа от укола на трупе вашего сына мы не обнаружили.
— Если вы не обнаружили, это не значит, что его не было, — продолжала напирать Климентьева. — У полуразложившегося трупа разглядеть след от укола, конечно, трудно. Почти невозможно! Да вы специально и разложили тело, чтобы замаскировать этот след от укола. Вы все из одной шайки!
— Ну знаете ли, Зинаида Петровна, — выпучил глаза Мелехов, — это уже слишком! Если у вас есть какие-то претензии, так это не ко мне! Это к начальству! Я уже шесть лет вам долблю: напишите заявление и мы создадим комиссию! А сейчас, извините, мне некогда.
Мелехов резко развернулся и пошел прочь. А Климентьева крикнула ему вслед:
— Убийцы!
Берестов был потрясен настолько, что весьма смутно помнил, как потом он распрощался с Климентьевой и как добрался до работы. В себя он пришел только в редакции, и то после встречи со стеклянными глазами Топорова.
— Ты когда сдашь про Минаева? — спросил замредактора.
— Сегодня, — ответил Берестов. — У меня есть ещё одна скандальная тема, даже можно сказать желтая, — о том, как хранятся покойнички в московских моргах. Усекаешь? Есть свидетели, что трупы в моргах кладут в холодильник только по великому блату или когда дашь на лапу. А так они валяются где попало в коридорах и естественно разлагаются.
