На следующий день утром позвонила Климентьева. Она явно была взволнована.
— Леонид, он работает как работал, и не только никогда не увольнялся, но даже в отпуске уже три года не был.
— Кто? — не понял Берестов.
— Ну, Мелехов, судмедэксперт, который делал вскрытие! Вы звонили в Институт судебной медицины, и вам сказали, что таких нет. На самом деле такой есть, работает как миленький! И даже в тот день, когда вы звонили, был на работе.
— Откуда вы знаете? — удивился Берестов.
— Ну… — замялась Климентьева, — это неважно. У женщин свои секреты. Главное, что вы хотели поговорить с ним по поводу вскрытия. Это возможно. Но не по телефону. Его надо брать тепленьким, с утра! Он ходит на работу к двенадцати, минута в минуту. Ровно в одиннадцать тридцать выходит из метро «Выхино». Там вы его можете поймать и расспросить обо всем. Он расскажет много интересного.
— Поймать? — пробормотал Берестов. — А когда?
— Сегодня.
— Сегодня? — удивился Берестов.
— Только сегодня. В половине двенадцатого на платформе «Выхино».
Берестов посмотрел на часы. Было половина одиннадцатого.
— Но… как я его узнаю?
— Я вам его покажу. Мы должны сейчас с вами встретиться на конечной. Садитесь в первый вагон. Я там вас встречу, на него укажу, а дальше вы сами…
— То есть я должен к нему подойти и сказать: «Здравствуйте, я из газеты».
— Подойдете и спросите, почему в Институте судебной медицины скрывают, что он работает. Потом расспросите, как делалось вскрытие Алеши и от чего он все-таки умер? Если он спросит, как вы его выследили, скажите: «У журналистов свои секреты». Намекните ещё на то, что для журналиста такого ранга, как вы, вообще нет ничего недоступного. Если на него как следует надавить, он все расскажет. Не бойтесь! Он разговорчивый!
Любопытство в Берестове боролось с запретом Авекяна касаться этой темы. Впрочем, плевать он хотел на Авекяна. Журналист он или жалкий репортеришко?
— Хорошо, я выезжаю, — согласился Берестов и положил трубку.
Через двадцать минут он подъехал к станции метро «Выхино». Зинаида Петровна встретила его у первого вагона, как обещала. Она была в белом плаще и черных очках. На скулах проступала нездоровая испарина. Женщина схватила журналиста за рукав и торопливо потащила наверх.
— Сейчас он должен показаться!
Выйдя на платформу, они спрятались за киоск. Но простояли за ним не более пяти минут. Вскоре тот, кого они выслеживали, показался в толпе.
— Видите того человека в очках? У него на плече сумка, в руках газета. Он в джинсовой рубашке и в коричневых штиблетах. Прихрамывает еще.
Тот, на кого указала Климентьева, был маленького роста, лысоват, на носу огромные роговые очки, уменьшающие его собственные глаза до крошечных размеров. Вид его был неопрятен. Лицо озабоченно. Берестов нагнал его на проезжей части и вежливо спросил:
— Извините, вы Евгений Зиновьевич?
— Да, — ответил тот, удивленно оглядываясь на журналиста.
— Меня зовут Леонид. Фамилия — Берестов. Я из газеты «Московские вести».
— Чем заслужил внимание столь известной газеты? — иронично усмехнулся Мелехов.
— Я вам звонил на работу, но мне сказали, что Мелехова Евгения Зиновьевича не знаем. И такой никогда не работал в Институте судебной медицины.
— Интересно! — улыбнулся Евгений Зиновьевич. — Весьма интересно. Ну и…
— Вас что же, скрывают?
— Я с этим разберусь. Если можно, излагайте по существу.
— Я хочу вас спросить вот о чем: вы делали вскрытие некоего Алексея Климентьева?
— Понятия не имею, — усмехнулся Мелехов. — Я каждый день делаю вскрытия. Иногда на дню по несколько раз. Всех я не помню, да и, откровенно говоря, помнить не обязан. Кстати, когда это было?
— Шесть лет назад.
Брови патологоанатома взметнулись вверх. Он даже замедлил шаг от изумления.
— Ну где же мне вспомнить труп шестилетней давности, когда я и людей такой давности не помню.
— Но у вас, наверное, есть протокол вскрытия?
— У меня лично нет. Хранение протоколов не моя компетенция. Так что извините! Еще вопросы есть?
— Есть! — взвизгнул голос сзади.
Мелехов с Берестовым одновременно вздрогнули и оглянулись. Сзади была Климентьева, растрепанная от ветра и красная от негодования.
