Чистая Заводь, как ещё туда добраться? Вдруг, автобусы не ходят. Ладно, мотор поймаю.
— Ты что ли снова замуж вышла? — спросил тётку.
Обессиленная, напуганная до смерти, едва шевелящаяся, она кивнула.
— Богатый?
— Нет, нет, — замотала она головой.
— Не ври! — прикрикнул. — Чем занимается?
— Да так он… Предприниматель. Но мелкий, совсем мелкий.
— Предприниматель, говоришь? А чего денег в доме нет?
— Нет денег, плохо сейчас с ними, — скороговоркой ответила она.
Какое-то время я раздумывал, что делать с этой бабой.
— Ну ладно, — нагнулся к ней. — Живи, тётушка.
Развязал ей руки.
— Как придёт муж, не вздумай ему что сказать. Иначе вернусь и всех вас четвертую. Ясно тебе?
— Ясно, ясно, — закивала она, уливаясь слезами.
Уже у дверей остановился и вернулся в зал. Выдернул из разъемов телевизора шнуры, которыми к нему был подключён DVD-плеер. Нашёл пакет, засунул аппарат туда. Ну а чё? Давно себе хотел такой. Не всю же жизнь по городам да посёлкам шарахаться. Как-нибудь осяду, фильмы смотреть стану. Телевизор бы ещё унести, но не таскаться же с ним. Пока плеером обойдусь.
Лёгкий морозец, тихий снежок, почти нет ветра. Красота! Ещё бы небо прояснилось. Вот так оно — когда дело задуманное выполняешь, и погода становится ласковой. По крайней мере, кажется такой.
Куда сейчас, на вокзал? На вокзал, а куда же ещё!
Дивидишник под мышкой, желудок наполнен, мысли ясные — иду, и в ус не дую. Всё возможно, всё от тебя самого зависит! Легко ничего не даётся, просто так жизнь под тебя не прогнётся. Её продавливать надо, жёстко, беспощадно. Я раньше слишком иллюзорно мир воспринимал. Да, думал, есть сволочи, но есть и хорошие люди. Нет хороших! Все сволочи, все до одного! Я сам сволочь, а потому мне сейчас лучше и лучше будет. Не верьте, смейтесь надо мной, а всё равно мне хорошо станет. Да вы ещё позавидуете мне и слюну ладошкой поддерживать будете, оттого что она у вас до пупка свисать начнёт. Я рождён для побед!
Через улицу, на перекрёстке, группа пацанов с деловым видом вертелась у мотоцикла. Тот на вид вполне новенький. Глянул, дальше думал двигаться, но тут мыслишка одна черепок посетила.
Для начала пацанов пересчитал — на тот случай если махла завяжется. Четверо. Лет по шестнадцать — семнадцать. Крепенькие. Могут и вломить. А, ладно, я их базаром на жопу посажу.
— Ты чё-то сказал? — подвалил к одному.
— Чего? — выпучил он глаза.
Большеглазый, сладенький. Другие такие же. А, лохи. Я с ними быстренько.
— На меня рукой показывал.
— Не показывал.
— Нет, я не понял, ты чем-то недоволен?
— Да не показывал я! — горячо отстаивал правоту парень.
— Не показывал он, не показывал! — подали голоса остальные. — Мы вообще тебя не видели.
Сейчас пауза нужна. Раздумья, сомненья.
— Да? — осматривал их, как бы недоумевающе. — Ну ладно. Показалось, наверно.
Пацаны напряжённо молчали.
— А то смотрите, — отеческим тоном говорил, — я только что со строгача откинулся. Всех знаю, меня знают. В законе хожу. Не советую со мной ссориться.
Байда полная, но для них сойдёт. Подростковое сознание надо покорять в зародыше.
— Да не, кто ссорится-то, — буркнул один.
— Где сидел-то? — уважительно спросил другой.
— «Белый лебедь», слышал?
Конечно, не в «Белом лебеде», но если врать, так до конца.
— О-о-о!!! — уважительно выдохнули они. — Ну и чё, как там?
— Как там? — усмехнулся. — Ну так сядьте, посмотрите!
Пацаны потупили очи.
— Да нормально там, — типа сжалился над ними. — Жить можно.
Господи, мразь-то какая! Едва жить начали, уже перед блатными поклоняются. Что угодно с ними можно делать. Ни протеста, ни сомнений. Покорное стадо. Нет, я таким не был. Уркаганов с детства не любил. Наверно, в наказание за это меня судьба самого уркой сделала. Но мы с ней разберёмся.
— Чей мотик? — кивнул на мотоцикл.
— Мой, — нехотя отозвался один, тёмненький.
— Давно взял?
— Только что.
— Хорошая вещь! Знаешь толк. Ничего, если я присяду на него? Десять лет на мотоцикле не сидел.
— Садись.
— Можно? Ай, спасибо. Будь другом, подержи, — передал большеглазому пакет с дивидишником.
Тот взял. Я уселся на мотоцикл, обхватил ладонями руль.
— У-у, классно! Сколько даёт?
