Когда он зашел? Что-то очень уж часто он заходит. Стережет меня, что ли?
Демин поправил подушку и лег на спину.
Страшнов сидел у постели Сергея и листал книгу по часовому делу. Измятая белая шапочка съехала ему на ухо, тесёмки халата на спине развязаны – наверно, куда-то торопился и зашел по пути.
– У меня есть приятель, очень умный и талантливый парень, – рассказывал Страшнов. – Он не особенно доверяет чувствам, принимает их только как показатель усиленной работы мозга. Вот, мол, человек попал в непривычное положение и начинает волноваться, нервничать, может совершить нелепый поступок, а потом приходит решение, он осваивается в новых условиях и успокаивается. Человек в это время похож на машину, которая работает с перегрузкой. Не знаю, насколько это верно.
И Страшнов рассказал, как он ездил на своем «Москвиче» в деревню к сестре и на обратном пути застрял в грязной долинке. Часа два маялся. Колеса крутятся на месте, мотор ревет от больших оборотов, машина вся дрожит, вибрирует, сцепление греется, горючего спалил полбака и обозлился как зверь. А виноват был сам: лопату не взял, привык к городскому асфальту, а возле дороги ни кустов, ничего такого под колеса. Потом уж пиджак свой сунул да плащ, выехал. Правда, измял одежонку, превратил в ком грязи.
– Вот жена, поди, дала разгон, – сказал Сергей.
– Не без этого, – улыбнулся Страшнов и рассказал еще фронтовой случай, когда он был хирургом полевого госпиталя и однажды немцы неожиданно так нажали, что пришлось срочно отступать с тяжелоранеными. Ужасная была суматоха, страшная, еле выбрались.
Ганечка елозил по кровати, вращал глазами, а когда Страшнов ушел, вскочил с постели и оскалил зубы:
– Чего он ходит, чего распинается?! Война, машины, перегрузки... Не уводил я его одеял, не брал, не брал, нет у него улик!
– С уликами ты уже попадал и опять вот лежишь, – сказал Сергей. – Ты сейчас гам улика, вещественное доказательство.
– А ты скотина! Ты-то какое доказательство!
– Не то, какое ты думаешь.
– Сволочь!
Демину было тошно, язык стал шершавым и жестким, как напильник, во рту высохло. Температура поднялась, что ли? Вчера она поднялась после обеда, а сегодня стало лихорадить с утра, и вот уже губы запеклись, не знаешь, куда себя деть. Быстрей бы кончалось все.
Он сел на постели, взял с тумбочки стакан с компотом, но не напился и налил еще кипяченой воды из графина. Неловко было действовать одной рукой, и он больше налил на тумбочку, чем в стакан.
– Ничего, – сказал Ганечка, – сейчас к Сергею санитарка придет, она вытрет.
Санитарка принесла судно и предложила Сергею свои услуги. Сергей стал устраиваться, она помогала ему, поддерживая под спину. Она приходила каждый день в это время и еще вечером, девятый месяц вот так она к нему приходила, и девятый месяц Сергей терпел свое унижение. Он стыдился нечистоты, запаха, голых, высохших ног и торопливо бормотал, что хорошо иметь персональное судно и постоянную санитарку при нем. Наверно, это была острота. Нет, надо кончать, кончать, чтобы не было с тобой ничего подобного!
– Спасибо, – сказал Сергей, закрывая ноги простыней.
– На здоровье, – улыбнулась краснощекая санитарка.
Должно быть, она чувствовала состояние Сергея, привыкла к своей работе и не допускала ни брезгливости, ни жалостливости. Она вытерла чистой тряпицей его тумбочку, взяла судно и вышла.
– Большие мы иногда сволочи, – сказал Ганечка. – Ничего не знаем.
– Это ты о себе? – спросил Сергей.
– О себе, успокойся. О тебе и говорить нечего, о праведнике.
Ганечка взял с тумбочки своих «Мушкетеров» и принялся было за чтение, но тут сбылся его сон: к нему пришел следователь. Только его не хватало сегодня! Сейчас скажет «здравствуйте, товарищи».
– Здравствуйте, товарищи!
До чего же все банально. Выучили формулу вежливости и твердят, не думая. Какое тут здоровье? Бодрые американцы приветствуют друг друга возгласом: «Делаешь деньги?» – и это еще глупей.
– Да мы знакомы, гражданин начальник, – сказал ему Ганечка с наигранной радостью. – Помните, прошлый раз вы домушников мне хотели пришить?
– Я ошибся тогда, – сказал следователь, присаживаясь на стул. – Я исправил это, извинился. Вас кто сбросил, свои?
