– Человек произошел от обезьяны, – сказал Ганечка.
– Да? – невнимательно произнес Демин, думая о том, что происходит сейчас в палате.
– Да, – сказал Ганечка. – Скоты мы. Пока подгоняют стадо, идем вроде все вместе, а остались одни – и кто куда.
– Вряд ли, – сказал Демин.
– Вряд ли?.. Может быть, тебе больнее моя боль? Или ты отдашь свои ноги Сергею?
– Не то, – сказал Демин.
– Чего же ты кривишься, если не то! У тебя крылья, ты опять полетишь, а ему тридцать, ему жить надо как-нибудь.
– А ей не надо? В восемнадцать-то лет!
– Вот видишь – и она о себе! Каждый о себе думает, а другие – до фонаря. И ты такой же. И все мы.
– Ты делаешь обобщения на одном факте. Ты подумай.
– Я думал. С четырнадцати лет по тюрьмам думаю.
– Тюрьмы не самое удобное место для этого.
– Мы диалектику учили не по Гегелю, говорил пролетарский поэт Демьян Бедный.
– Маяковский. Но у него есть стихи и получше
– Пасую, пробелы образования. Дипломатом мечтал стать, но юность оказалась несговорчивой.
Почувствовав головокружение, Демин закрыл глаза. Если руку отрежут, даже простенький «як» будет недостижимым. Этот блатной очень откровенен. Но разве мечта Демина о космосе только его мечта? И все же это и его мечта, и он будет бороться за нее, как Сергей и Ганечка борются за возвращение к жизни.
Послышался дробный стук каблучков, Демин открыл глаза и увидел, что с больничного крыльца сбежала Таня. Она торопливо помахала им рукой, споткнулась и, поправившись, быстро пошла по аллее к воротам.
Они побрели в палату.
Сергей лежал, закинув руки за голову. Красное лицо его счастливо улыбалось, глаза сияли.
– Глубоко приветствую и поздравляю, – сказал Ганечка.
– Спасибо, – расплылся в улыбке Сергей. – Я же знаю, что у меня живое, а что неживое.
– Ты знаешь, – сказал Демин, чувствуя непонятную злость. – Ты все знаешь!
- А чего? – удивился Сергей. И, не дождавшись ответа, вскинул настороженные глаза на Ганечку.
– Рука у него разболелась, – сказал Ганечка, укладывая костыли в угол и садясь на постель. – Ты не беспокойся, Серега, блаженствуй, рука у него.
Вскоре санитарка с сестрой принесли обед, и все трое стали молча есть. Они ели старательно, хлебали громко, жевали сосредоточенно и не глядели друг на друга. Когда они поели и санитарка унесла посуду, делать стало нечего, и все легли. Они старались заснуть, но сна не было. Может, от духоты в палате, хотя форточка была открыта. Устав томиться, Ганечка достал из-под подушки «Трех мушкетеров», а Сергей зашептал что-то про шестеренки, пружины и камни.
Зашла Лида и сказала, что наступил тихий час и надо отдыхать. Она опять присела возле Сергея, поглядывая на его волосатое обнаженное тело и мускулистые руки. Ей было лет двадцать восемь или все тридцать, надежды на замужество уже исчезли, а Сергей лежал здесь девятый месяц и сочувствовал ей.
– Посидела бы со мной, Лида, – попросил Танечка.
– Я здесь привыкла, – доверчиво сказала Лида. – Я пойду, спите.
У нее была высокая грудь, длинные сильные ноги и тонкая талия, но только это у нее и было привлекательным.
– Какая баба пропадает! – сказал Сергей, когда она вышла. – Дураки мы и совсем не хозяева. Да от нее дети пойдут богатыри, и умница она, и работает хорошо. Мотыльки мы, на яркую рожу летим.
Ему не ответили.
IV
– К сожалению, мы очень мало знаем человека, в этом все дело, – сказал Игорь Петрович. – Медицину, в сущности, нельзя назвать наукой, слишком много у нас зависит от личных способностей врача, от его опыта. Если бы летчик поступил сразу к нам, мы спасли бы руку, а сейчас такой уверенности нет.
Страшнов нахмурился: «Мы, мы»! А это современное «мы» не что иное, как утонченное замаскированное «я». Вот, мол, я талантливый и современный, но я признаю, что и ты опытный и способный хирург, и вдвоем мы не допустили бы гангрены, как тот бездарный «ветеринар» из села.
– Ну, допустим, что это так, – сказал Страшнов. – А дальше?
Игорь Петрович улыбнулся:
– Человек – это биологическая система, и надо добиться, чтобы медицина стала точной наукой.
Опять кибернетика. Не боится быть навязчивым. Страшнов закурил.
Они сидели в ординаторской – Страшнов по-хозяйски за столом, Игорь Петрович рядом, на кушетке.
