Каждый отвечает за всех - страница 12

– Мировая самочка, смак! – сказал Ганечка, когда она вышла. – Лицо великовато, как у лошади, зато тело – закачаешься!

Сергей назвал его поросенком и заявил, что Лида хорошая девушка. Лицо, правда, у нее не ахти, но разве все дело в лице?

Демина поташнивало, он встал, напился прямо из графина и опять лег. Ганечка принялся читать «Трех мушкетеров». Сергей в ожидании своей Тани трудился над книжкой по ремонту часов: шептал о шестеренках, камнях, анкерном ходе и, наверное, представлял себя в мастерской – лупа у глаза, белый с голик перед ним и эти камни и шестеренки, отсчитывающие время.

Таня пришла незадолго до обеда.

Белокурая, голубоглазая, она неслышно появилась в палате, и Сергей засуетился, затеребил руками простыню, прикрывая свои сухие ноги и не сводя с нее восторженного взгляда.

Он не обманывался относительно ее внешности, но ничего исключительного не было – крепенькая миловидная девушка, хорошо сложена, короткое платье в обтяжку, каблучки.

– Добрый день, – сказала она, глядя на незнакомого ой Демина и спиной прикрывая за собой дверь.

– Да ты проходи, проходи, чего ты! – засуетился Сергей.

Постукивая каблучками, она прошла к его кровати, положила на тумбочку сетку с кулечками и свертками и села рядом на стул, оглянувшись на Демина и мельком посмотрев на Ганечку.

– Это у нас новенький, – радостно сообщил Сергей. – Со вчерашнего вечера здесь. Познакомься: военный летчик старший лейтенант Демин.

Таня послушно обернулась, протянула Демину руку с яркими накрашенными ногтями – рука неожиданно крепкая, шершавая, – покраснела и назвала себя.

От нее исходил густой запах помады и духов, неприятно даже. Зачем это ей, такой молоденькой? И ногти размалевала, короткие обломанные ногти.

– Ну как там у вас? – торопил Сергей. – Скоро на каникулы? На улице сейчас хорошо, зелень, солнце!

– Хорошо, – сказала Таня. – На Волге пляж сделали, недалеко от пристани, загораем, купаемся. И на Свияге тоже.

– А ты вроде не загорела?

– Я? Так ведь экзамены сейчас, я загорю, вот кончатся экзамены, и буду загорать. Вчера мы в филармонии концерт давали, я исполняла соло на скрипке.

– И как?

– Хорошо, не беспокойся. На «бис» вызывали. А нынче утром начальника вашего видела, грамоту мне твою отдал. Завод, говорит, уже цветной цемент выдает.

– Цветной?! Ух ты черт, цветно-ой!

Сергей восторгался каждым ее словом и вопросительно глядел то на Демина, то на Ганечку. Демин не понимал его взгляда, он забыл об утреннем разговоре, и Ганечка, наверное, забыл, потому что листал книжку до тех пор, пока Сергей не сказал с укором:

– Что же вы!

– Сейчас, – сказал Ганечка и сердито стал надевать пижаму.

Таня вопросительно поглядела на Сергея, улыбающегося неуверенно и жалко, потом на Демина.

– Нам к дежурному врачу надо, – солгал, подымаясь, Демин, поняв наконец-то, чего от него хотят. – Мы на полчаса.

– Все эта... как ее... инъекция. Замучили. – Ганечка заторопился, стуча костылями.

У двери их догнал нетерпеливый голос Сергея:

– Ключ в тумбочке, что ли?

– В моей, – сказал Ганечка.

Демин оглянулся и увидел, как вспыхнуло лицо Тани.

Они вышли в коридор, достали сигареты и долго закуривали.

Ганечка еще не привык к своему положению и боялся выпустить из рук костыли, а Демин одной рукой тоже не мог управиться. Он держал коробок, а Ганечка чиркал спичкой.

Прикурили. Сделали по нескольку жадных глубоких затяжек.

– Торопится, – сказал Ганечка. – Ребеночка ему надо быстрее.

– Она же девчонка еще!

– Извините – законная жена. У нас человек человеку – друг, товарищ и брат. А она законная жена. Вдруг сбежит в скрипачки и других радовать будет, а не его нянчить!

Они вышли во двор и сели на траву в тени большого корявого вяза. Демин почувствовал слабость и привалился спиной к стволу.

– Сестра бы не застукала, – сказал Ганечка.

– Кого? – спросил Демин.

– Нас, кого же еще! – Ганечка нервно щипал траву тонкими пальцами. – Мы нарушили распорядок, а не он.

Мягкая и прохладная трава пахла солнцем. В дальних кустах, у забора, тонко тенькала желтенькая птичка. Веселая, беззаботная такая птичка. По аллее бродили ходячие больные из терапевтического, за столиком под желтой акацией грохотала костяшками домино шумная компания выздоравливающих.